Вдали от безумной толпы - Томас Харди

– Да разве я вас обнадеживала! То было сущее ребячество, и я от скуки затеяла эту игру. Потом я горько раскаивалась, да, горько, даже плакала. И у вас хватает духу напоминать мне об этом?

– Я не виню вас, я скорблю об этом. Я принял всерьез то, что, по вашим словам, было шуткой. А теперь, когда я хочу услыхать от вас, что вы отказали мне в шутку, вы подтверждаете свой отказ до боли, до ужаса серьезно. Ваши желания идут вразрез с моими. Как было бы славно, если б мы оба испытывали одинаковые чувства – горячую любовь или полное равнодушие! Если бы я мог тогда предвидеть, какие мучения принесет мне ваша вздорная проделка, я возненавидел бы вас! Но теперь я не могу вас проклинать, потому что слишком вас люблю!.. Я стал тряпкой и совсем раскис! Ах, Батшеба, вы первая женщина, которую я полюбил, и я так привык считать вас своей, что меня как громом поразил ваш отказ! Ведь вы мне, можно сказать, дали слово! Но я вовсе не хочу вас разжалобить, омрачить вашу душу! Какой в этом толк! Я должен все вытерпеть. Мне не станет легче, если вы будете страдать из-за меня.

– Я жалею вас… от всей души!.. – горячо сказала она.

– Не надо! Не надо меня жалеть! Ах, Батшеба! На что мне ваша жалость! Мне нужна ваша любовь! И если вы перестанете меня жалеть, как уже перестали любить, мне от этого ни тепло, ни холодно. Сокровище мое! Как нежно вы говорили со мной у зарослей осоки, возле моечной запруды и в сарае во время стрижки овец, и еще совсем недавно, в тот дивный вечерний час у вас в гостиной! Ведь вы надеялись полюбить меня, были твердо уверены, что со временем привяжетесь ко мне?.. И все это забыто! Забыто!..

Она справилась со своим волнением, посмотрела ему в глаза спокойным ясным взглядом и сказала своим твердым низким голосом:

– Мистер Болдвуд, я не давала вам никаких обещаний. Но неужели вы считали меня совсем бесчувственной, когда оказали мне величайшую честь, какую оказывает женщине мужчина, объяснившись ей в любви? Естественно, что во мне пробудились какие-то чувства, ведь я не какая-нибудь бездушная кукла! То были мимолетные чувства, приятное волнение. Для большинства мужчин любовь своего рода развлечение, и могла ли я думать, что для вас это вопрос жизни и смерти? Умоляю вас, образумьтесь и не судите так строго обо мне!

– К чему эти увещания? К чему? Мне ясно лишь одно: вы были почти моя, а теперь вы совсем не моя!.. Все изменилось, и только из-за вас, так и знайте! Раньше вы были для меня ничем, и я жил спокойно… Теперь вы опять стали ничем, но как ужасна для меня эта ваша отчужденность! Господи! Лучше бы вы меня не завлекали! Ведь вы так безжалостно отшвырнули меня!

При всем своем мужестве Батшеба стала чувствовать, что она и впрямь «сосуд скудельный». Тщетно боролась она со своей женской слабостью, непрошеные чувства нахлынули бурным потоком. Упреки сыпались на нее градом. Она старалась успокоиться, глядя на деревья, облака и на знакомые ей картины, но это ей не удавалось.

– Я не завлекала вас, честное слово, не завлекала! – отвечала она с мужеством отчаяния. – Ну зачем вы так на меня нападаете? Пусть я не права, но скажите это мне не так сурово. О сэр, простите меня и отнеситесь ко всему этому благодушно!

– Благодушно! Неужели одураченный человек с разбитым сердцем может проявлять благодушие? Если я проиграл, разве я стану притворяться, что я в восторге? Боже мой, до чего вы бессердечны! Если б я только знал, какую горькую участь вы мне готовите, я избегал бы вас, ни разу бы на вас не взглянул и не заговорил бы с вами. Вот я всю душу перед вами выворачиваю, но вам-то что! Вам нет дела до меня.

Молча, с подавленным видом она качала головой, словно отбрасывая упреки, какими осыпал ее этот статный, бронзовый от загара человек с головой римлянина, в расцвете сил, весь трепетавший от возбуждения.

– Дорогая моя, любимая! Сейчас я сам не знаю, что мне делать, отказаться ли от вас в отчаянье или добиваться вас ценой любых унижений. Забудьте, что вы сказали «нет!», и пусть все будет по-старому! Скажите, Батшеба, что вы только в шутку написали мне отказ, ну, скажите же мне это!

– Это значило бы солгать и ни к чему хорошему бы не привело. Вы приписываете мне слишком большую чувствительность. Уверяю вас, я по природе далеко не такая мягкая, как вы думаете. Я выросла среди чужих людей, испытала холод жизни и не способна к нежным чувствам.

Он возразил уже с раздражением:

– Может быть, отчасти это и правда, но вам не удастся меня убедить, мисс Эвердин! Вы совсем не такая холодная женщина, какой сейчас себя изображаете. Нет, нет! Вы не отвечаете на мое чувство вовсе не потому, что не можете полюбить. Конечно, вам хочется мне это внушить, скрыть от меня, что у вас тоже пылкое сердце. Вы способны любить, но только не меня. Я все знаю.

Ее сердце и без того учащенно билось, но тут оно заколотилось неистово, и она вся содрогнулась. Он добирается до Троя! Так он знает, что произошло? Через миг это имя сорвалось у него с губ.

– Как смел Трой посягнуть на мое сокровище! – яростно крикнул он. – Я не сделал ему никакого зла, как же смел он завладеть вашим вниманием! Пока он не начал увиваться за вами, вы были согласны выйти за меня. При следующей же встрече вы ответили бы мне: «Да!». Попробуйте это отрицать! А ну, попробуйте!

Батшеба медлила с ответом, но врожденная честность не позволила ей солгать.

– Не могу, – прошептала она.

– Конечно, не можете. А он вскружил вам голову в мое отсутствие, он ограбил меня. Почему не покорил он вас раньше? Тогда никто бы не страдал. Тогда никто не стал бы жертвою сплетен! А теперь все ухмыляются, глядя на меня… Мне кажется, даже небо и холмы смеются надо мной, и я краснею от стыда, сознавая свое безумие. Я потерял уважение людей, свое доброе имя, положение в обществе, потерял безвозвратно… Ну что ж, выходите за него! Выходите!

– Ах, сэр!.. Мистер Болдвуд!..

– Кто же вам мешает? Я отступаюсь от вас! Лучше всего мне уехать куда-нибудь подальше, спрятаться от людей и молиться день и ночь. На свою беду, я полюбил женщину. Теперь я стыжусь этого. Когда я умру, обо мне скажут: «Бедняга! Его доконала несчастная любовь!». Боже мой! Боже мой! Если бы еще никто не знал о моем позоре, и я сохранил бы уважение людей! Но теперь все потеряно, он похитил у меня любимую! Бесчестный он человек! Бесчестный!

Он выкрикнул это в такой ярости, что Батшеба невольно отшатнулась от него.

– Я женщина, – прошептала она в испуге. – Не говорите со мною так.

– Вы знали, прекрасно знали, что убьете меня своей изменой! Вас ослепили медь и пурпур! Ах, Батшеба! Вот уж поистине женское безумие!

Она вспыхнула.

– Вы забываетесь! – гневно крикнула она. – Все, решительно все ополчились на меня! Как вам не совестно так нападать на женщину! Меня некому защитить. Как вы безжалостны! Что ж, издевайтесь надо мной, ругайте меня, но сколько бы вас ни было, хоть целая тысяча, я не сдамся!

– Уж, наверное, вы будете судачить с ним обо мне. Похвастаетесь: «Болдвуд готов был умереть за меня!». Да, да! И вы поддались ему, хотя и знали, что он вам не пара! Он целовал вас, называл вас своей! Слышите: он целовал вас! Попробуйте-ка это отрицать!