Четыреста килознаков - Татьяна Рябинина

Ну показывал инструктор, как надо стоять правильно или что там, а таким козлам этого достаточно. В его воображении они уже трахались в сугробе.

Мы еще немножко поспорили, но кругом была такая умиротворяющая красотища, что хотелось просто идти молча, наслаждаясь ею и близостью друг друга. Гуляли долго, почти до темноты, потом сидели в баре.

— Ух ты, — Ник посмотрел на часы. — Ужинать пойдем?

Мы поднялись на канатке к кафе, где завтракали, и снова натолкнулись на ту же самую девушку. Только уже с молодым парнем. Тот что-то говорил ей, а она смущенно улыбалась, опустив глаза.

— Ну и что ты теперь скажешь? — поинтересовался Ник.

— То, что я ее вполне понимаю.

После ужина он потащил меня в боулинг и там уже легально лапал за попу, показывая, как правильно бросать шар. Ушли мы в двенадцатом часу, и я думала, что на сегодня бобик сдох, но ошиблась. Все дневные эмоции и впечатления переварились в такой умопомрачительный секс, что… да, я верещала, как кошка, и ни капли этого не стеснялась.

Если бы мы остались на весь день в постели, наверно, тоже было бы хорошо. Очень. Но… по-другому. Вот этот приток внешнего счастья, вроде бы никак не связанного с эротикой, дал какой-то новый импульс, новый привкус счастью внутреннему, интимному.

Я думала об этом, когда Ник уже уснул. Он спал тихо, только иногда немного похрапывал. Мне нравилось лежать вот так — прижавшись к его спине, носом в плечо и с рукой на животе.

Была ли я вообще когда-нибудь такой счастливой, как сейчас? Не просто моменты счастья — этого хватало, — а именно состояние, то, что гораздо глубже и захватывает полностью, без остатка? И была ли я вообще счастлива с мужчиной? С Никитой сначала творился какой-то угар, а потом свалилась нежданная беременность, брак, которого, если подумать, и не хотела, монотонная и безрадостная семейная жизнь. С Захаром — что-то вымученное, перебродившее, перегоревшее. Наверно, подсознательно я чувствовала, что ничего хорошего не выйдет, поэтому и рожать больше не стала. С Андреем вопрос о счастье и вовсе не стоял.

Сейчас… я плыла в этих чувствах, парила в них, нежилась. И единственное, чего мне хотелось, — чтобы оно продолжалось как можно дольше. Разумеется, так не бывает, но… все равно хотелось.

Сон не шел. И я вдруг вспомнила ту девушку со сноубордом. И бычару с ней. И парня. И…

Женя… ну Жень…

Нина, отстань.

Ну что отстань, это же они, ты что, не поняла? Ее зовут… Полина. А его Макс. Нет, Данила. А быка Толян, разумеется.

Да все я поняла, не дурее некоторых. Давай не сейчас. Не до тебя. Вообще не до вас. Я даже продажи весь день не смотрела. И комменты.

Жень, ну только заметочки. А то забудем ведь.

Если забудем — значит, и не надо.

Ну Же-е-ень…

Да твою же мать!

Я осторожно отползла на край, дотянулась до телефона. Терпеть не могла писать в нем, даже сообщения. Вроде и пальцы не толстые, а все мимо букв. А кто-то целые книги так строчит. Нет, не пойдет, от экрана слишком много света.

Ноутбук остался в гостиной. Встала, накинула халат, спустилась на цыпочках вниз.

Пять минут. Только самое-самое главное. То, как они катаются, а тут инструктор, и потом эта сцена мерзкая, и…

— Нормально!

Я вздрогнула, подняла голову. Ник стоял у лестницы, скрестив руки на груди, и смотрел на меня.

Глава 32

Черт… Ощущение было такое, как будто застукал за дрочкой на порнушку.

— Ник, я… я не пишу. Это просто заметки… для новой книги. Чтобы не забыть. У меня такое бывает — придет мысль, а потом вылетает из головы. Пять минут. Сейчас приду.

Он молча пожал плечами и ушел обратно наверх. Я попыталась снова зарыться в свои обрывки, больше похожие на шпионскую шифровку, но запал прошел. Птица вдохновения испугалась и улетела. Написав еще пару фраз, я выключила ноут и вернулась в спальню. Ник то ли спал, то ли притворялся, но я особо прислушиваться не стала, легла и тут же заснула. А вот проснулась в начале восьмого, когда он точно еще сопел в подушку.

Ладно, раз так, то моя месть будет ужасна.

Ну и на тот случай, если злится за то, что удрала ночью. Как можно сердиться на женщину, которая будит тебя вот таким… неприличным способом?

Хотя за что злиться-то? Ну да, обещала, что не буду писать. Так ведь и не писала же. Заметки — вы не понимаете, это другое!

Тьма в комнате была хоть глаз выколи. Это не город, где полной темноты в принципе не бывает. Даже через самые плотные шторы всегда какой-то свет с улицы просачивается. Пришлось действовать на ощупь, но вряд ли я заблудилась бы: маршрут был уже изучен от и до. Осторожно тянула одеяло вниз и следовала за ним губами и языком. Но когда до цели оставалось всего ничего, пограничные собаки меня все-таки унюхали. А может, как раз там и подстерегали.

— Хенде хох!

В одну секунду я оказалась в позе перевернутой черепахи. Ник наклонился надо мной, прижимая запястья поднятых рук к подушке.

— Ну и что с тобой сделать, диверсант?

— Да хоть расстреляй, — великодушно разрешила я, обхватив его ногами за талию и подтягивая к себе.

— Смотри, сама напросилась.

Его язык настойчиво раздвинул губы, протискиваясь между ними, и меня накрыло тяжестью мужского тела — такой приятной, такой желанной…

Потом я фальшиво пела в душе, а Ник, зачищая щеки станком, заметил:

— Английские ученые сделали открытие, достойное Нобелевской премии. Трахни женщину с утра — и она не станет выжирать тебе мозг как минимум до обеда. Еще и петь будет, как соловей.

— Ну это смотря как трахнуть, — не согласилась я. — А то, может, наоборот, вынесет подчистую. Зубочисткой. И надо же, какая у английских ученых соображалка реактивная. Всего-то девять дней им на это понадобилось.

Когда мы сидели за завтраком, я все-таки рискнула. Ник о ночном инциденте не упомянул, и, наверно, стоило притвориться, что ничего не было, но я уже знала: с ним лучше недосказанного не оставлять.

— Ник, — я осторожно дотронулась до его руки, — ночью… я правда не собиралась ничего писать. Просто мысль прибежала, важная.

— Солнце, — усмехнулся он, — я знал, что так и будет. Ты забыла, что я большую часть жизни прожил с ебанутыми во всю голову творцами? Вопрос заключался только в том, как долго ты будешь сопротивляться ломке.