Гобелен - Кайли Фицпатрик

14 января 1065 года

Под Рождество в Вестминстере, во дворце, убили Госпатрика, сына Утрехта, прежнего эрла Нортумбрии. Если королева Эдита приказала убить Госпатрика, как утверждают некоторые, значит, она могла быть ответственной и за смерть Гамела и Ульфа, которых убили в прошлом году в Нортумбрии во время отсутствия Тостига. Возможно, она совершила серьезную ошибку, поскольку север поддерживал Госпатрика, и, хотя его популярность угрожала Тостигу, его смерть давала повод повстанцам Нортумбрии искать мести. В прежние времена я не поверила бы, что наша добрая королева могла совершить такой ужасный поступок. Но теперь я догадалась — она пытается показать своему брату Гарольду, что способна достойно ответить на его предательство. Меня ужасает мысль о том, что миледи вошла в мир мужчин, где подобные деяния являются обычным делом, хотя я понимаю — ей не остается ничего другого, если она хочет короновать короля саксов.

Немного раньше, этой зимой, когда мороз еще не сковал землю, миледи спросила, умею ли я ездить верхом. Я умела, поскольку мой отец тоже был воином, погибшим в битве возле Дувра, когда много лет назад войска короля Эдуарда сражались с армией эрла Годвина. Когда я была еще ребенком, отец сажал меня к себе на лошадь, а когда стала постарше, разрешал ездить верхом самостоятельно. Королева выслушала меня с интересом, не прерывая, как всегда, когда я говорила. Мне кажется, ей было интересно узнавать больше о моей жизни вне каменных стен и башен. Она попросила меня сопровождать ее в путешествии на юго-запад, в Соммерсет. Обычно миледи брала с собой Изабель, но у той пришли месячные, а она их обычно тяжело переносит. Однажды я сказала ей, что Мирра может сварить крепкий отвар, облегчающий боль, но Изабель боится амулетов и заклинаний и считает Мирру колдуньей.

Прежде мне не доводилось бывать в Соммерсете, но я не раз слышала рассказы о происходящих там чудесах — многие тамошние жители продолжают верить в старых богов. Говорят, там есть внутреннее море, а на священном острове обитают жрицы.

В тот вечер, когда мы должны были отправиться в путешествие, я встретилась с миледи возле ворот дворца. Она достала из седельной сумки плащ темно-зеленой шерсти, подбитый кроличьим мехом, с красивой серебряной застежкой, и сказала, чтобы я его надела, с неодобрением глядя на мой тонкий поношенный шерстяной плащ. Большую часть времени мы скакали через лес, а не по дороге, но наш путь освещала луна. Когда перед рассветом небо побледнело, стало холоднее, и я почувствовала благодарность за мех и мягкую шерсть плаща миледи и за ее заботу о том, чтобы я не мерзла.

Перед восходом солнца мы выехали на поляну, и она шепотом велела мне остаться среди деревьев и внимательно поглядывать по сторонам, а если услышу, что кто-то приближается с той стороны, откуда мы приехали, то должна сразу же сообщить ей об этом. Больше миледи ничего не сказала, поэтому я осталась в седле на широкой спине моей гнедой красавицы, которая так легко несла меня через ночь. Белая кобыла королевы беззвучно переставляла в тумане стройные ноги, а сама королева в черном меховом плаще, разметавшемся за ее плечами, словно крылья, походила на темного ангела. Королева выехала на поляну и остановила лошадь. Тишину нарушало лишь тяжелое дыхание наших скакунов, и, когда заухала сова, я едва не закричала от страха.

Затем с запада послышался приглушенный стук копыт по павшей листве. Появился всадник, закутанный в плащ, а за ним другие — двое с юга, двое с запада и трое с севера.

Вскоре на поляне стояли восемь лошадей. Всадники молча ждали, когда рассеется туман и бледный свет зимнего солнца покажет богатые цвета их плащей. Я не понимала, почему они молчат, хотя собрались здесь для встречи. И еще я размышляла о том, кем могли быть закутанные в плащи всадники и надо ли мне отвернуться, если они откроют лица. Однако королева не дала мне никаких указаний, а мое любопытство было слишком велико. Между тем всадники продолжали молча сидеть в седлах.

Солнце поднялось выше, мое тело сковывал холод, глаза слипались после ночи, проведенной в седле. Однако всадники продолжали терпеливо чего-то ждать.

Наконец с севера послышался быстро приближающийся стук копыт еще одной лошади. Через лес к поляне подскакал огромный взмыленный черный жеребец. На спине всадника развевался красный плащ. Он спешился и опустил алый капюшон, подбитый мехом неизвестного мне зверя. По спине рассыпались волосы, загоревшись оранжевыми всполохами в косых лучах восходящего солнца. Я поняла — это женщина. И почти сразу же у знала леди Лидию, родственницу короля Эдуарда, которая вышла замуж за шотландца и оказалась в семье Макбета и Малкольма. Королева Эдита бережно поддерживала дружбу с теми, кто был готов ей помочь и у кого имелись причины желать возвращения саксов на трон. Лидия была племянницей Эдиты по мужу. Она потеряла всех мужчин семьи Этельреда — отца, братьев и дядей. Все они были убиты как возможные претенденты на английский трон. Датские короли не оставили в живых ни одного из Этелингов.

Лидия сказала — если она будет недовольна правлением мужа, то последует примеру леди Годивы, только не станет делать это зимой. Она славилась своим умом, и ее не интересовали изящные манеры, принятые при дворе норманнов. Она говорила что хотела и когда хотела.

Остальные всадники также спешились и расстелили плащи на земле. Все они сняли капюшоны, и я увидела, что здесь одни только женщины. Среди них была жена Тостига, Джудит из Фландрии, и жена Гарольда, Алдита из Уэльса. Были и другие леди, которых я прежде не встречала, но дорогая одежда свидетельствовала о богатстве и влиянии — возможно, они являлись женами или любовницами аристократов. Драгоценности и одежда говорили о высоком статусе каждой.

Последней спешилась королева и, постелив на землю свой плащ, обратилась к собравшимся. Она говорила негромко, но в ее голосе чувствовалась страсть. Речь шла о том, что она хочет передать корону своего мужа Эдгару Этелингу, наследнику саксов, хотя даже среди ее окружения считается, что на корону претендует ее брат Гарольд. Эдита спросила, всели присутствующие по-прежнему готовы поддержать юного наследника Эдгара, ведь тогда они становятся на пути Гарольда Годвинсона.

Джудит из Фландрии, черноволосая леди, похожая на темную цаплю, заговорила первой. Она напомнила королеве, что ее муж Тостиг сохраняет верность королю-мальчику, но опасается возможного тайного союза Гарольда с Вильгельмом Нормандским — это было бы дурным знаком. Эдита не стала говорить о том, что ей известно о таком союзе, — возможно, считала, что такая новость ослабит желание ее сторонников следовать за ней.

Алдита, жена Гарольда, сообщила, что ее брат Эдвин, эрл Мерсии, все еще не принял решения, кого ему следует поддерживать, а потому колеблется и его брат Моркар. Алдита добавила, что при валлийском дворе считают — Эдгар еще недостаточно взрослый для короны.

Наконец Эдита повернулась к Лидии, своей шотландской родственнице, до сих пор хранившей молчание. Лишь она одна из собравшихся имела кровные узы с саксами. Лидия могла быть древней богиней огня — так ослепительно сияли в лучах утреннего солнца ее блестящие волосы. Она заговорила, тщательно подбирая слова, с трудом сдерживая рвущуюся энергию. По ее словам, Малкольм Шотландский будет хранить верность Тостигу, его войска без колебаний последуют за знаменем эрла Нортумбрии. Кроме того, она предложила убежище для своего родственника Эдгара, если ему придется бежать из Вестминстера. Эдита улыбнулась, услышав, что отважные армии кельтов по-прежнему остаются ее союзниками.