Дело Бронникова - Татьяна Позднякова

Из протокола допроса от 29 марта 1932 г.

В антисоветском салоне Моор, в котором, как я показывал, я принимал активное участие, вопросы мистики занимали весьма значительное место. Руководил этой мистической деятельностью салона сам д-р Моор, группируя для этих целей вокруг себя особо доверенных участников салона.

Доктор Моор, убежденный мистик и спиритуалист, неоднократно в разговорах со мной давал мне доказательства принадлежности своей к организации белого масонства. Об этом также свидетельствовал и подбор литературы в его библиотеке, часть из которой он специально выписывал из-за границы. От него я получил секретную масонскую гравюру «Синахия». Стремление некоторых участников его мистического кружка математически найти цифровую формулу божества является типичным масонским явлением. Сам я неоднократно являлся соучастником Моора в организации спиритических сеансов. Мы вызывали духов…

Из протокола допроса от 31 марта 1932 г.

Высказываясь на собраниях салона постоянно крайне антисоветски и пораженчески — я сторонник вооруженной интервенции, — я заслужил особое доверие со стороны д-ра Моора В.Р., который вовлек меня в свои мистические занятия: спиритические сеансы, знакомство и изучение мистической литературы и проч. Он знал о моей принадлежности к масонской ложе «Полярная звезда»; а затем в середине 1930 г. предложил мне сообщать ему разведывательно-шпионского характера сведения за соответствующую плату: во 1) о положении религии церковной и сект в СССР и во 2) о настроениях политико-нормального характера музыкально-литературной среды. Я ответил на это предложение Моора согласием — и с того времени стал регулярно освещать Моору указанные вопросы, каждый раз передавал последнему о посещаемости церкви, сектантских молебствий, о настроениях верующих, о материальной обеспеченности культов, а также отдельно о политических настроениях слушателей и профессуры музыкальных учебных заведений, в которых я работал, и обывательской среды, с которой я соприкасался. Сведения о росте или уменьшении очередей перед продовольственными лавками, о настроениях очередей и вообще улицы также входили в мою обязанность. На этих моментах я останавливался в каждом своем докладе доктору Моору.

Кроме того, от доктора Моора я получал специальные задания. Одно из таких заданий, я помню, касалось баптистской организации в Ленинграде, деятельность которой я осветил в специальном докладе Моору. За свою шпионскую работу я получал от Моора денежные вознаграждения в общей сумме 400–300 руб. Получение Моором от меня указанных сведений обычно проходило следующем образом: опасаясь принимать меня по делам такого рода дома, когда присутствовал в его квартире кто-либо из посторонних, он вызывал меня к телефону, и, встречаясь на улице, мы уезжали с ним за город, или на берег залива, или в лесной парк, где беседовали по интересующим Моора вопросам.

Передаваемые мною сведения Моор обычно заносил очень мелко и сокращенно по-немецки в маленькие блокнотики, специально используемые им для записи разведывательных данных.

На вопрос: кто еще информировал Моора по другим интересующим как шпиона вопросам — положительного ответа дать не могу, т. к. Моор тщательно конспирировал от меня других своих информаторов. Могу лишь высказать предположение, что в связи с его прежним родством с академиком Радловым (Моор был женат на дочери академика — в настоящее время Радлов и его дочь, первая жена Моора, умерли) у Моора были тесные связи с некоторыми работниками Академии наук и научно-исследовательских лабораторий Ленинграда. Сам Моор также занимался в лабораториях Академии, а его пасынок Зеленецкий, уличенный в шпионаже и сосланный ныне, был работником Академии. Во всяком случае, Моор в разного рода беседах проявлял всегда исключительную осведомленность о работе Академии наук и исследовательских лабораторий, имея при себе такие материалы, которые, как правило, не выходили за стены этих учреждений. Моор мне показал однажды стенограмму речи академика Деборина, в которой Моором были отчеркнуты и проработаны места, свидетельствующие о переходе этого академика на позиции постепенного идеализма.

На вопрос: в пользу какой страны д-р Моор вел на территории СССР шпионскую работу — отвечаю, что, хотя последний при вербовке меня не сообщил мне, в пользу какой страны я буду работать, но по всем данным Моор работал для Германии. Это, в частности, подтверждают исключительно близкие связи Моора с германским консульством, через посредство которого он нелегально пересылал свои научные и иные письменные работы за границу. Характер его заданий, например, спецзадание о баптистах, также говорит о том же.

ОТ ГЕОРГИЯ ЮЛЬЕВИЧА БРУНО[170] — ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАНИЯ

Уже в первые годы Октябрьской революции (точно года не припомню) были основаны: нелегальная группа монахинь при Пантелеймоновской церкви (ул. Пестеля), где в примыкающей к церкви комнате проживала возглавлявшая эту группу монахиня по имени, кажется, Феофания (в состав этой группы я не входил). Кроме того, образовалась и вторая группа, так называемых неокатоликов, основательницей которой была Данзас. (Церковь эта французская и основалась в Лионе, Франция.) В состав этой группы я также не входил.

Сфера деятельности этой группы «масонская», с характером политическим в интересах Франции. О существовании первой группы (монашеской) я узнал от встреченной мною в Консерватории Ольги Альфредовны Плодовской и из последующих разговоров узнал от нее, так как она была очень хорошо знакома с монахиней, возглавляющей первую группу. На предложение Плодовской поехать к монахине я ответил отказом и не ездил к ней. В то время я о второй группе ничего не слышал.

Бывая у Моор, я убедился, что их дом являлся как бы передаточным пунктом между СССР и иностранными державами. Моор лечил американцев и бывал в германском консульстве, куда, по его словам, носил рукописи для переправки за границу, помимо установленного законом порядка. Книга была написана на немецком языке и, по его словам, представляла труд по специальным вопросам. У Калашникова мне пришлось быть один раз, там происходило собрание, носившее характер оргий, у Калашникова я встречал одного поэта, имя и фамилию я забыл, ныне арестован.

Признаю себя виновным, в чем глубоко раскаиваюсь перед Советской властью. Именно, что я разбалтывал обывательские отзывы о настроениях масс, религиозном подъеме некоторых сект, увлекался мистикой и состоял членом масонской ложи в качестве ученика, организации, идущей вопреки советской власти, содействовал Моору в обсуждении зарубежных сочинений с английского, которые мне переводил Моор, выносил упаднические мысли каждому встречному, не обдумывая вреда, который я причинял Советской власти. Добавляю, что Пестинский очень интересовался мистикой, исполнял рисунки мистического характера. Ставлю себе в вину, что я пользовался материальной помощью у Моора в виде единовременных небольших денежных получек, лечения, обедов, что в общей сложности составила за период времени около года 300 рублей, считая лечение.

Что только не наговорил о себе и других бедный Г.Ю. Бруни! Настоящим шпионским гнездом оказался салон Мооров, да и мистическим центром в придачу. Есть вероятность, что и следователь Бузников раздул показания до почти космических размеров, так что теперь можно было с легкостью писать обвинительное заключение: материал собран достаточный.