Страна чудес - Зои Стейдж

– Оно слушает, мама… не кричи.

– Мне приходится кричать, потому что я злюсь. Скажи Ему говорить понятнее. Мы не можем сидеть тут вечно!

Элеанор Куин зажмурилась. Гнев Орлы испарился; ей хотелось молить дочь остановиться. Она ненавидела роль, которую играла Бин – переводчика… нет, еще хуже. Проводника. И ненавидела то, что ребенок воспринимал это так серьезно. Их выживание – и выживание этого духа – не должно возлагаться на плечи хрупкой девочки.

– Оно тоже к этому не привыкло, – сказала Элеанор Куин с крепко зажмуренными глазами. – Быть… вне себя. Никогда не было так далеко за пределами себя до того, как мы пришли. Оно что-то почувствовало, узнало, в папе. А потом во мне. Но у Него никогда не было надобности… в общении. Вначале Оно старалось… показать нам свою силу. Но мы испугались.

Из веток посыпались искры и устремились к земле. Они нависли над пентаграммой, которую Орла нарисовала на снегу, а затем осели на круг и звезду и остались гореть.

Орла опустилась на колени рядом с детьми, не понимая, что это значит, и готовая их защитить, но Элеанор Куин рассмеялась без малейшего намека на страх.

– Видишь, как оно старается? Оно все еще пытается разобраться, как сделать так, чтобы мы все увидели и поняли. Оно хочет с нами познакомиться, но еще не все понимает…

Видимо, разорвав их связь, Элеанор Куин внезапно охнула и осела. Тайко посмотрел на мать испуганными глазами.

Чтобы утешить детей, Орла протянула им руки.

– О, Бин!

Дочь еще не получала от Него столько информации сразу, но это им дорого стоило. Элеанор Куин присела возле брата, такая же маленькая и испуганная, как и он.

– Ты отлично справилась, умничка! – И Орла не позволила бы ей сделать еще больше. – Может быть, теперь я попробую? Посмотрим, смогу ли я Ему объяснить, кто мы такие. Оно еще слушает?

Дочка слабо кивнула и обняла Тайко.

Орла встала. Вышла из света свечей и обошла дерево, пытаясь найти слова для объяснения:

– Однажды я пошла в Бруклинский музей. Мы с Шоу уже поженились, но у нас еще не было детей. Он был… не знаю, может, играл? Не помню, но я в тот день была предоставлена сама себе, и там была выставка, которую я хотела посетить. – Орла засмеялась. – Но не она меня впечатлила. Вместо этого я нашла «Званый ужин»[11]. Я никогда не слышала о нем раньше. У меня случилось откровение – вот почему я тебе это говорю.

Прежде чем продолжить, она перевела взгляд с дерева на детей. Казалось, что прошло несколько месяцев, десятилетий, с тех пор как она с кем-нибудь по-настоящему разговаривала, говорила что-нибудь значимое. Как все-таки приятно было это вспоминать.

– Если бы тогда меня спросили, я бы назвала себя феминисткой. Но потом я увидела эту выставку, эту дань уважения женщинам. И там, на полу, были имена, даже больше, чем фантастических столовых приборов. Столько имен… С тысячу женщин, о большинстве которых я не слышала. И я подумала: «Почему я не знаю, кто все эти женщины?» Потому что искренне хотела это знать, а не потому что это было известно всем остальным. Я купила иллюстрированное издание – пятьдесят баксов, куча денег в те времена. Но мне нужно было знать, кто они. И я прочла введение – вот когда для меня на самом деле наступило откровение.

Она сняла перчатку и положила руку на шишковатую кору. На секунду в ней что-то вспыхнуло, искра электричества, а потом исчезла. Орла не знала, что это – ее собственная память, эмоции, которые до сих пор вспыхивают всякий раз, когда она думает о своем неожиданном открытии, цветок, который прорывается в реальный мир. А может, искра – это своего рода ответ от духа, с которым она пыталась общаться. Это приходится расшифровывать Элеанор Куин? Ответы азбукой Морзе, звуковые сигналы и вспышки?

– Тогда я считала, что мир – это место, где женщин долгие века лишали всей широты возможностей. И думала, что именно поэтому так мало известно о женщинах в истории, среди которых были ученые, художницы или философы. И я знала – знала, как женщина, – что нас всегда интересовали разные сферы. Но общество не принимало женщин как интеллектуально и творчески равных. У них не было такой же свободы, им говорили, что у них нет силы характера, нет компетенции. Но, увидев «Званый ужин» в самом начале книги… я поняла, что женщины всегда делали все. Они всегда принимали во всем участие. Может быть, они стояли за кулисами, или им не отдавали должное – мужа хвалили за работу жены или брата за работу сестры. Но это заставило меня понять, что мы всегда были вовлечены во все аспекты человеческой деятельности, и именно история нас стерла. Тогда мне стало ясно. Я не могла поверить, что этого не замечала: история систематически стирала женщин из коллективного сознания человеческой цивилизации.

К горлу Орлы подступили слезы – точно так же, как в первый раз, когда ее поразило это откровение. Несправедливость. И не менее впечатляющая возможность великой расплаты. Исправления. Восстановления прав женщин за их вклад в историю.

Орла держала руку на дереве, надеясь, что это поможет преодолеть пропасть между ними. Эта грозная сила тоже не хотела, чтобы ее стерли или забыли. И сейчас с абсолютной уверенностью Орла это понимала. Как женщина.

– И потом я стала смотреть на все иначе. В какой-то степени я не могла себя простить за то, что не замечала этого раньше. Как будто ты смотришь на скрытое изображение в оптической иллюзии. И после этого все становится так понятно, что ты удивляешься, как раньше этого не видела. Я всерьез сомневалась, что смогу остаться с Шоу, если он не увидит то, что видела я, – порой невозможно пойти на компромисс. И он тоже начал читать эту книгу. Вместе мы вернулись в музей, и он понял. Понял, почему это для меня так важно. Даже в современном балете «Эмпайр-Сити» мне повезло, потому что Галина ни за что бы не смирилась со стереотипами или теми структурами власти, которые не поддерживают женщин. Она бы не стала поддерживать патриархальную кампанию.

Орла не думала о Галине с тех пор, как они уехали из города. Ее старая начальница слилась с СБЭС, так же неотделимо, как потертые полы, поцарапанные зеркала, запах пота, витавший в каждой студии. Орла наверняка знала одно: если бы ее вспыльчивая наставница когда-нибудь оказалась в таком затруднительном положении – стала бы молить дерево в надежде спасти жизни своих детей, она бы использовала каждую толику своего стального характера. Галине даже не понадобился бы топор: она могла голыми руками и русским голосом склонить врага к своей воле.

Когда Орла уходила на пенсию, когда переезжала, она не до конца понимала, что ключевой частью ее общества были сильные женщины. Их присутствие позволяло ей чувствовать себя еще плодотворнее, и она скучала по ним, пока холод пробирался по пальцам. Просто думая о них, она вернула часть сил.