Рождество каждый день - Милли Джонсон

– Впервые слышу, чтобы кто-то назвал сердечный приступ удачей. – Джек поднял брови.

– Это спасло мне жизнь, как ни странно, – ответил Чарли. – После этого Робин настоял, чтобы я ушел на пенсию. Мне не нужно было работать, у нас было более чем достаточно денег, поэтому я продал бизнес и мы зажили, не так ли, Робин?

– Да, мы зажили, – согласился Робин, кивнув со всей силой. – Мы объездили весь мир, ездили на сафари, ныряли в озера, глубокие, как вечность, побывали на вершине мира и на дне, плавали с дельфинами, наблюдали за китами, играли в азартные игры в Вегасе, общались с гламурной тусовкой, загорали на белоснежных пляжах…

– Звучит восхитительно, – сказал Джек.

– Так и есть. – Чарли вздохнул. – У меня была хорошая жизнь, я видел почти все, что хотел. Включая Белое Рождество в этом году. Я хотел снега, много снега, чтобы он ослепил меня своим блеском.

– Что ж, Чарли, ты, безусловно, исполнил свое желание, – сказал Джек.

– Мне повезло, что у меня есть любимый человек, который разделил это со мной, – ответил Чарли. – Ты будешь рад вернуться к своей леди, Люк, а ты, Бридж, к своему дорогому Бену. И бедная Мэри, твоя семья, должно быть, волнуется о том, где ты находишься. Это не может продолжаться долго. Хотя я думаю, что мог бы вечно жить в мире, полном рождественских елок, бревенчатых каминов, глинтвейна и мясных пирогов.

– Холестерин! – воскликнул Люк для пущего эффекта.

– После всей этой еды, думаю, я теперь состою в основном из холестерина, – сказала Бридж. – Если я порежусь, то, держу пари, я буду сочиться коньячным бренди, а не кровью.

– Надеюсь, у радио-Брайана тоже прекрасный день, – произнес Робин. – Мне не хватает его голоса с тех пор, как он ушел из эфира.

– А мне понравился его заранее записанный плейлист, – поделился Чарли с набитым пирогом ртом. – Как будто он составил его из всех моих любимых рождественских песен.

– Может, сыграем в игру? – предложил Люк. – Как насчет шарад?

– О да, – поддержал Чарли. – Не играл в них много лет.

– Я не играл в них никогда, – сказал Джек, поняв, что его баланс между работой и жизнью действительно был дерьмовым.

– Предлагаю выбрать рождественскую тематику, – вставила Бридж.

– Я начну, – вызвался Люк. – У меня есть хорошая идея.

Он встал перед всеми, открыл рот и вытянул из него несколько невидимых ноток.

– Песня, – сказал Чарли. – Колядка?

Люк поднял вверх большой палец, затем четыре пальца.

– Четыре слова.

Один палец.

– Первое слово.

Люк схватился за живот и покачался вверх-вниз.

– Ветер? – предположил Робин, а затем взволнованно вскочил на ноги. – «Ветер в ивах»? «Ветер под моими крыльями»?

К сожалению, ни то, ни другое не подошло, и он сел обратно.

– Полно? – Это уже от Чарли.

Люк указал на свою широкую улыбку.

– Смеется? – попыталась Мэри.

– А по-моему, ему больно, – сказала Бридж. – Панкреатит? Язва двенадцатиперстной кишки?

Люк проигнорировал это с презрением, которого оно и заслуживало. Он отказался от первого слова и поднял три пальца. Третье слово. Затем он пошевелил ухом.

– Серьги? Я знаю – слуховой аппарат, – предположил Робин.

– Звучит как, – поправила его Бридж.

В пантомиме Люка было много выпадов руками вперед.

– Бросать?

– Запускать?

– Летучая мышь?

– Мячи? Он играет в крикет? – спросил Чарли.

– По-моему, больше похоже на теннис, – сказал Джек. – Эйс? Смэш? Бьорн Борг?[72]

– Подача? Это что-то связанное с волейболом? – спросил Робин.

Люк развел руками, как бы стирая последние усилия, затем нарисовал круг над головой.

– Волосы?

– Статическое электричество? – пискнул Чарли. – Я понял, «Ангелы с грязными лицами»!

Люк чуть не выругался, но собрался и поднял вверх четыре пальца. Четвертое слово. Он притворился, что снимает брюки.

– Снимать?

– У вас дерьмово получается, – произнес Люк в отчаянии.

– Ш-ш-ш, тебе нельзя разговаривать.

Люк снова повторил пантомиму, затем поднял воображаемую одежду, отбросил ее и указал на свою паховую область.

– Член, – со смаком сказала Бридж, чем заслужила грязный взгляд своего будущего бывшего.

– Снимаешь джинсы, костюм, слаксы? – Робин кидал в него все подряд.

– Кальсоны? – спросила Мэри. Судя по взгляду Люка, она была ближе, чем кто-либо из них до сих пор. Он сделал ободряющее движение руками, желая от нее большего. – Шорты? Трусики?

Люк усмехнулся. Снял свои притворные штаны и снова указал на свой пах.

Робин энергично вскочил со стула, убежденный, что теперь-то он точно понял.

– Снимай трусики, Дед Мороз.

– Ах да, это известная детская песенка, – закатила глаза Бридж.

– Это что-то определенно связанное с трусиками, – сказал Чарли, что вызвало почти экстаз у Люка, когда он снова выпутался из притворного нижнего белья.

– Без трусиков? – спросила Бридж. – Ну конечно, я поняла! «Старый веселый Святой Николас».

Люк поднял вверх большие пальцы и в изнеможении рухнул вперед.

– При чем здесь волейбольный мяч? Я запутался, – сказал Джек.

– Я пытался сказать: «Звучит как послание». Когда ты не понял, я нарисовал нимб святого у себя над головой[73].

– А, – протянула Бридж. – Ну, это было совсем не сложно. Кто-нибудь хочет быть следующим?

Робин встал и развлек всех очень смешной – хотя и довольно непристойной – пантомимой на песню «Волшебная сказка Нью-Йорка». Затем Мэри показала песню «О, городок Вифлеем».

После этого они сделали перерыв, чтобы выпить глинтвейна, который Люк приготовил утром, поэтому специи успели отдать напитку весь свой вкус.

– Этим можно было бы заправить ракету до Марса, – сказал Чарли, закашлявшись после первого глотка и быстро сделав второй. Люк был восхитительно щедрым, добавив в смесь кальвадос.

– Ты и правда Супермен. – Бридж с одобрением кивнула на глинтвейн.

– Я согласен на такое прозвище, – сказал Люк.

– А какой у тебя криптонит? – спросил Джек.