Игра в классики на незнакомых планетах - Ина Голдин

– Идем, – а глаза смеются. – Идем. Будем танцевать.

Он вспомнил руки той, настоящей Униной сестры – кости со свисающей кожей.

Надо идти.

Он не помнит куда и зачем, но надо идти.

– Я… – сказал О’Мэлли.

Теплой она была, теплой и живой, пот чуть поблескивал на висках после танца.

– Мне надо, – пробормотал О’Мэлли. И попятился от нее; выпростался из облаков, из морока, обратно к укреплениям – и вон, к знакомому колокольному звону.

На следующее утро он проснулся в ознобе, но через два дня озноб сошел, только голова звенела, как пустая. Он не разбирал свой чемоданчик и, как обещал, отправился снова в Байлевьог.

На дороге его поджидала девочка с разноцветными глазами. О’Мэлли со вздохом взял ее за руку, и вдвоем они пошли по подмерзшей дороге.

Примечание автора

Этот рассказ – свидетельство того, что автор «переел» ирландской культуры и цивилизации. И захотел сделать Настоящий Ирландский Рассказ. Поэтому здесь вы найдете все: и фениев, и знаменитый Голод, и эксперимент с эшлингом – традиционной ирландской поэмой, где Ирландия является герою в образе женщины, – и, конечно же, существа из Холмов. Песня, которую поет воплощение старушки Эрин, так и называется – «Я устал и одинок», и повествует она о романе простой девушки с фэйри.

Девушке было страшно. Она боялась не ангела. Он был добрый и усталый, с мягким голосом. Больше всего она боялась не понять.

– Я глупая, мессир, – сказала она. – Я не знаю, почему Господь говорил со мной. Не знаю, почему вы говорите. Кто я такая?

Весна напала на Францию без предупреждения. Третьего дня еще лежал повсюду снег и ветер пробирал до самого сердца через одежду, через новую кольчугу. А потом – как ударило, за два дня открылась и зазеленела трава и яркие сорные цветы высыпали на полях, будто оспа.

– Господь тебе доверяет, – сказал ангел. – И ты вовсе не глупа. Глупый не смог бы дойти до короля.

Они сидели на согретом солнцем холме, недалеко от крепостных стен. Вернее, она сидела, а он парил. У стен собиралась армия. Разноцветные штандарты свешивались по жаре, как языки усталых собак.

– Его пути неисповедимы. Мы часто сами не понимаем, чего Он хочет. Но ты поймешь. Я обещаю.

Девчонка глядела на него во все глаза. Семнадцатилетний цыпленок, на голове хохолок, уши торчат – здешний цирюльник не привык стричь женщин

– Мы скоро выступаем, – сказала онa. Без ангела стало пусто.

* * *

Архангел Михаил, как же. Мишель Ланглуа, главный разработчик «Историко», закрыл программу и снял наушники.

– Все, – сказал он тоном, каким адвокат объявляет клиенту, что прошение о помиловании отклонено. – Она не боится. Готова нас выслушать. Звоните… куда там надо.

– Отлично! – возликовал Браун. – Мы это сделали!

Остальные молчали. О’Кейси встал, достал из холодильника бутылку виски и передал по кругу.

– Если б знать, что мир в самом деле станет лучше, – вздохнула Соколова.

– Не станет, – сказал Израиль Циммерман. Ланглуа узнал в его голосе собственную горечь.

«Господи, – пульсировало у него в голове, – Господи, что я наделал?»

* * *

В боги он не просился, это точно.

Проект «Историко» начался с обучающей программы, которую студент Ланглуа готовил для диплома. Измените одно событие и просчитайте поворот в истории. А если бы у матери Гитлера случился выкидыш? А если бы Кеннеди не убили в Далласе? Его старый профессор говорил – да не начинайте вы с Гитлера. Чтобы повернуть назад одно незначительное событие, уже требуется куда больше времени, чем дается на диплом.

Ланглуа угробил два компьютера, сидя ночами за подробным алгоритмом. Отсчитываешь от выбранной точки в истории по одному шажку. Ставишь стрелочки, чтобы не потерять ни одного изменения, не промахнуться ни на один вдох-выдох времени. Точка наименьшего влияния – виртуальное вмешательство не заставит прошлое даже еле заметно вильнуть. Точка наибольшего влияния – нажимаешь и меняешь мир. И все это, оказывается, просчитывается. С его, Ланглуа, программой. Даже профессор был под впечатлением.

Диплом он защитил с поздравлением комиссии, но проект с души сбросить не получилось. Сидел в кафе недалеко от Шатле со своим эспрессо-шантилли, передвигал на схемах стрелки. Коллеги на конференциях поджимали губы. Если б хоть одним пальцем тронуть прошлое. Но все знают – путешествие во времени невозможно.

Как оказалось, знали не все.

– Запросто! – сказали в Лаборатории. Не перемещение, конечно, виртуальная проекция. Нужно только довести до конца программу – затем они и обратились к Ланглуа. И если изменить ничего нельзя, то можно нашептать нужным людям на ушко. В идеале по крайней мере – на идеал Лаборатория и работала. Снова началось: бессонные ночи, шантилли по клавиатуре и утра, когда он забывал читать «Монд».

Сюда, как в космос, набирали интернационал. И, как в космосе, работало все на американских деньгах. «Историко» ставили теперь на машинах повсюду, но главный компьютер, тот, что обещал путешествие, был только у них.

В конце концов они нашли идеал.

Ланглуа тогда уже над «Историко» не работал. Пытался усовершенствовать проекцию в прошлое. У него получалось, но до поры до времени его это не пугало. Не верилось, что мелькающее на экране – реальная жизнь.

По тому, как голос О’Кейси зазвенел, по тому, как он обернулся от экрана, уже ясно стало – произошло чрезвычайное. То, что называют поворотом – в науке или в чем еще.

Совершенный мир оказался совсем простым.

– Вот, посмотрите, – ирландец тыкал в схему, как полководец в карту. – Здесь ваша точка наибольшего влияния. Отсюда все пошло. Если бы французы не взяли Орлеан, Англия и Бургундия в конце концов одержали бы полную победу…

Рыжий О’Кейси старался. Он родился в Белфасте, его отца убило протестантской бомбой уже после объединения Ирландии.

– Посмотрите, что будет в нашем веке. – Он всех накрутил, они столпились вокруг его поста, будто болельщики в пабе вокруг телевизора. – Соединенное королевство остается, только на территории Франции, видите – границы со Швейцарией и Прусской республикой… Шотландия, Ирландия и Бретань объединяются в Кельтский Союз… по обе стороны континента… Италия почти не тронута… Российское царство… Смотрите. Нет наполеоновских войн… Нет СССР… Нет Гитлера.

– А Америка? С Америкой что? – жадно спросил техасец Джон Браун.

С Америкой все оказалось в порядке; на виртуальной карте О’Кейси сохранилась почти вся территория Соединенных Штатов. Революции не случилось; британской колонии свобода была подарена королем. Корабли продолжали уходить в море, но колонизаторская политика не дошла до масштабных войн и геноцидов.