Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

- Нет, но они знают, что я не человек и не туристка. - Обнявего за плечи, я придержала его, потому что хотела сказать еще кое-что. - Что тызадумал?

Он повернулся ко мне с очень интимным, очень поддразнивающимвыражением лица. И прижался ко мне, так приблизив губы к уху, что со стороныдолжно было казаться, будто он туда язык засунул.

- Ничего. Я просто думал, как бы ты не отпугнула монстров отразговора.

Настал мой черед шептать:

- Обещаешь, что ничего не задумал?

- Стал бы я тебе врать?

Я отдернулась, толкнув его в плечо. Не сильно, но он понял.Стал бы Эдуард мне врать? А стало бы солнце завтра всходить? Ответ на обавопроса положительный.

Актеры, которые нас изображали, снова оказались на сцене, вмантиях. Жрец представил их, и они получили заслуженные аплодисменты. Я быларада, что они испортили себе эффект и не оставили бедную Рамону в заблуждении,будто она делала ужасные вещи. Даже несколько удивилась этому - как если быфокусник показал секрет трюка.

- А теперь поешьте перед следующим и последним нашимдействием.

Зажегся свет, и мы вернулись к еде. Я думала, что мясо -говядина, но, попробовав первый кусок, убедилась, что ошиблась. Официанткапринесла мне салфетку, и я смогла выплюнуть.

- В чем дело? - спросил Бернардо, с удовольствием уплетаямясо.

- Я телятины не ем, - ответила я и набрала на вилкунеизвестных овощей, а потом поняла, что это сладкий картофель. Пряности я нераспознала. Ну, кулинария вообще не мой конек.

Все ели мясо, кроме меня и, как ни странно, Эдуарда. Оноткусил кусок, но потом переключился на хлеб и овощи.

- И ты телятины не ешь, Тед? - спросил Олаф. Он откусилкусок и медленно жевал, будто высасывая каждый грамм вкуса.

- Не ем, - ответил Эдуард.

- Я думаю, что это не в знак протеста против убийства бедныхмаленьких теляток, - сказала я.

- А ты страдаешь из-за маленьких теляток? - спросил Эдуард,глядя на меня долгим взглядом. Я не могла понять выражение его глаз. Пустыми ихнельзя было назвать, просто я не понимала, о чем они говорят. Какие ещесюрпризы нас ожидают?

- Такого обращения с животными я не одобряю, но если честно,мне не нравится волокнистое мясо.

Даллас смотрела на нас так, будто мы обсуждали нечто крайнеинтересное, а не сорта мяса.

- Тебе не нравится волокнистость... телятины?

- Не нравится, - кивнула я.

Олаф повернулся к женщине, взял последний кусок мяса ипротянул ей на вилке.

- А ты телятину любишь?

Она как-то странно улыбнулась.

- Я ее здесь ем почти каждый вечер.

С его вилки она мяса не взяла, а продолжала есть со своейтарелки.

У меня было такое чувство, будто я чего-то не поняла, но яне успела спросить, как свет погас снова. Надвигалось последнее действие. Еслия останусь голодной, найдем наверняка какую-нибудь забегаловку по пути домой.Всегда что-нибудь бывает открыто.

Свет тускнел, пока зал не погрузился в темноту. И еепрорезал тусклый узкий прожектор. Это было едва заметное белое сияние, когдапрожектор высветил дальний, самый дальний угол затемненного зала.

И в это световое пятно вошла фигура. Корона из блестящихкрасных и желтых перьев склонилась к свету. Плащ из перьев поменьше покрывалэту фигуру от шеи и до края светового круга. Корона поднялась, открыв бледноелицо. Это был Сезар. Он повернулся в профиль, показав серьги от мочки досередины уха. Золото сверкнуло в полуобороте головы, и свет стал ярче. Сезарчто-то взял в руки, и музыкальная нота наполнила ближнюю тьму. Тонкая,вибрирующая нота, как звук флейты, но это была не флейта. Красивая песня, ножутковатая, будто плачет какое-то прекрасное существо. Человек-ягуар снял снего мантию и исчез в темноте. На плечах и груди Сезара лежал тяжелый золотойворотник. Если он настоящий, то это целое состояние. Из темноты со всех сторонк свету потянулись руки и, прикрываемые полумраком, сняли корону.

Сезар медленно двинулся по залу, и на полдороге я увидела,что он играет. Это было что-то похожее на свирель. Песня прорезала темноту,ползла сквозь нее, то радостная, то траурная. Кажется, действительно играл он,и у него потрясающе получалось. Ягуары сняли с него все, что на нем было:небольшой щит, странную палку, похожую на лук, но не лук, колчан с короткимистрелами или нечто подобное. Он уже был близко, и уже стали различимынефритовые украшения у него на килте, хотя это был не килт, но и не юбка тоже.Спереди этот предмет укрывали перья, а сзади была какая-то дорогая материя. Ещенесколько рук высунулись из света и сняли эту одежду вместе с нефритовым убором.Сейчас действие происходило достаточно близко, и видно было, что рукипринадлежат ягуарам. Они раздели его до плавок телесного цвета, таких же, какиебыли на нем раньше.

Песня взлетела в полумрак, когда он приблизился к последнемуряду столов. Казалось, видно, как ноты взлетают подобно птицам. У меня обычномузыка не "вызывает поэтических ассоциаций, но сейчас происходило что-тодругое. Почему-то ясно было, что это не просто песня, которую можно послушать изабыть или напевать потом. Думая о ритуальной музыке, люди представляют себебарабаны, у них возникают ассоциации с ритмом сердца, приливами и отливамикрови. Но не все ритуалы должны напоминать нам о теле. Некоторые создаются длятого, чтобы намекнуть, зачем выполняется ритуал. Всякий ритуал сотворен сердцемво имя божества. Ну, пусть не всякий, а почти всякий. Мы кричим: эй, Бог,посмотри на меня, на нас, мы хотим, чтобы тебе понравилось. Все мы в душе детии надеемся, что папочке или мамочке понравятся наши подарки.

Ну, бывает, правда, что у мамочки с папочкой характер тотеще.

Сезар выронил свирель, и она повисла на шнурке у него нашее. Он опустился на колени и снял сандалии, потом отдал их женщине заближайшим столом. Она как-то завозилась в полумраке, будто не знала, хочет лиих брать. Наверное, опасалась после предыдущего представления. Честно говоря,трудно ее в этом упрекнуть.

Сезар остановился у следующего стола и тихо заговорил сдругой женщиной. Она встала и сняла с него золотые серьги. Тогда он пошел отстола к столу, позволяя иногда мужчинам, а чаще всего женщинам снимать с себяукрашения. Наверное, поэтому серьги и были самые дешевые, самые поддельные извсего его наряда. Кроме последних серег. Приличных размеров нефритовые шарики вкаждой мочке, но отличали их фигурки, которые висели ниже, и они танцевали прикаждом шаге, двигались при каждом повороте головы. Каждая из них была почти втри дюйма высотой, и они задевали плечи, как пряди волос, которых не было.Когда он подошел ближе, стал виден зеленый камешек, искусно врезанный в одно изэтих неуклюжих божеств, которых так почитали ацтеки.