Час презрения - Анджей Сапковский

Позволь же мне посметь

В груди встревоженной нести

Воспоминаний клад.

От злого времени спасти

Твой голос, жест и взгляд.

И колдовской цветок, заклад

Любви и наших встреч,

Струящий сладкий аромат,

Не запрещай сберечь!

На нем крупинки серебра —

Поблескиванье рос.

Мне тайна чудится, игра

И откровенность слез.[3]

На этот раз он услышал шаги.

– Лютик!

– Геральт!

– Да. Можешь больше не шуметь.

– Как ты меня отыскал? Как узнал, что я в Брокилоне?

– От Трисс Меригольд… Черт… – Лютик сноваспоткнулся и наверняка упал бы, если б идущая рядом дриада не поддержала еголовким приемом, удивительно сильным при ее небольшом росте.

– Gar’ean, taedh, – серебристо предостереглаона. – Va caelm.

– Спасибо. Тут ужасно темно… Геральт? Где ты?

– Здесь. Не отставай.

Лютик пошел быстрее, снова споткнулся и чуть не налетел наведьмака, остановившегося перед ним. Дриады бесшумно миновали их.

– Ну и мрак… Далеко еще?

– Нет. Сейчас будем в лагере. Кто, кроме Трисс, знает,что я прячусь здесь? Ты кому-нибудь проболтался?

– Пришлось сказать королю Вензлаву. Необходим былпропуск через Бругге. Такие времена, что и не говори… Кроме того, нужно былосогласие на вход в Брокилон. Но ведь Вензлав тебя любит и знает. Представьсебе, он назначил меня послом. Я уверен, что он сохранит тайну, я его просил.Не злись, Геральт…

Ведьмак подошел ближе. Лютик не видел выражения его лица,видел только белые волосы и заметную даже в темноте многодневную белую щетину.

– Я не злюсь. – Геральт положил руку барду наплечо, и тому показалось, что холодный до того голос ведьмака немногоизменился. – Я рад, что ты приехал. Курицын сын.

– Холодно тут, – вздрогнул Лютик, потрескиваяветками, на которых они сидели. – Может, костер разжечь?

– И не думай, – буркнул ведьмак. – Забыл, гденаходишься?

– Они до такой степени… – Трубадур пугливоосмотрелся. – Никакого огня, да?

– Деревья ненавидят огонь. Они тоже.

– Черт подери, так и сидеть в холоде? И в темноте? Рукувытянешь – собственных пальцев не видно…

– А ты не вытягивай.

Лютик вздохнул, ссутулился, потер локти. Было слышно, каксидящий рядом ведьмак переламывает пальцами тоненькие прутики.

В темноте неожиданно мигнул зеленый огонек. Вначале слабый инечеткий, он быстро сделался ярче. Затем загорелись новые, сразу во многихместах, они двигались и танцевали, будто светлячки или болотные огни. Лес вдругожил мерцанием теней. Лютик стал различать силуэты окружающих их дриад. Однаприблизилась, поставила рядом с ними что-то похожее на подожженный клубокрастений. Поэт осторожно протянул руку, поднес ладонь. Зеленый жар былсовершенно холодным.

– Что это, Геральт?

– Гнилушка и разновидность мха, который растет толькоздесь, в Брокилоне. Они одни знают, как надо все это сплести, чтобы светило.Спасибо, Фаувэ.

Дриада не ответила, но и не ушла. Присела рядом. Ее лобперехватывал венок, длинные волосы спадали на плечи. В слабом свете волосыказались зелеными, а может, и верно были такими. Лютик знал, что волосы у дриадпорой бывают удивительного цвета.

– Taedh, – сказала она мелодично, подняв натрубадура глаза, горевшие на миниатюрном личике, пересеченном двумяпараллельными, косо расположенными полосками маскировочной раскраски. –Ess’ve vort sh’aente aen Ettariel? Sh’aente a’vean vort?

– Нет… Может, потом, – мягко ответил он,старательно подбирая слова Старшей Речи. Дриада вздохнула, наклонилась, нежнопогладила гриф лежащей рядом лютни, пружинисто встала. Лютик смотрел, как онауходит в лес, к другим, тени которых тихо покачивались в неярком свете зеленыхфонариков.

– Как думаешь, я ее не обидел, а? – спросил онтихо. – Они разговаривают на своем диалекте, я не знаю вежливых форм…

– Проверь, не торчит ли у тебя нож в животе. – Вголосе ведьмака не было ни издевки, ни улыбки. – Дриады реагируют на обидутем, что всаживают нож в живот. Не бойся, Лютик. Похоже, они готовы проститьтебе много больше, чем языковые ошибки. Концерт, который ты дал на опушке, явнопришелся им по вкусу. Теперь ты для них ard taedh, великий бард. Они ожидаютпродолжения «Цветка Эттариэли». Ты знаешь продолжение? Ведь баллада-то не твоя.

– Перевод мой. Я немного обогатил эльфью мелодию, незаметил?

– Нет.

– Так я и думал. К счастью, дриады лучше разбираются вискусстве. Где-то я вычитал, что они невероятно музыкальны. Вот я и разработалсвой хитрый план, за который, кстати, ты меня все еще не похвалил.

– Хвалю, – сказал ведьмак, немногопомолчав. – Действительно, ловко было задумано. Да и счастье тебе тожеподвалило. Как всегда. Их луки бьют точно в цель за двести шагов. Обычно дриадыне ждут, пока кто-нибудь перейдет на их берег и начнет петь. Они оченьвосприимчивы к неприятным запахам. А после того как течение Ленточки унесеттруп, у них в лесу не воняет.

– Ну-ну, – сглотнув, откашлялся поэт. –Главное – у меня получилось, и я нашел тебя. Геральт, как ты тут…

– Бритва есть?

– Бритва? Ну конечно.

– Утром одолжишь? Эта борода у меня уже в печенкахсидит.

– А у дриад не было… Хм… Ну конечно, верно, им бритвыни к чему. Конечно, одолжу. Слушай, Геральт?

– А?

– У меня с собой нет ничего съестного. Как ты думаешь,ard taedh, великий бард, может в гостях у дриад рассчитывать на ужин?

– Они не ужинают. Никогда. А стражницы на границеБрокилона и не завтракают. Придется тебе поститься до обеда. Я уже привык.

– Но когда мы доберемся до их столицы, до ихзнаменитой, укрытой в чащобе Дуен Канелли…

– Мы туда не доберемся, Лютик.

– То есть? Я думал… Но ты же… Ведь они предоставилитебе убежище. Ведь они… тебя… уважают.