Делай, что хочешь - Елена Иваницкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этих слов вдруг стало несомненно легче. Рассказать остальное? Нет, язык не повернется.
– Ты засыпай. Я все равно не сплю, разбужу.
И будил еще дважды. Опять падение, головокружение, вязнущие в песке ноги. В общем, не смертельно, не как в первый раз.
Рассвет уставился на меня желтым волчьим глазом. Люто болела голова. Никаких галлюцинаций. Ровный гул проснувшегося лагеря. Еще один день здесь – это ужасно. Невыносимо. Следовало разумно пойти в лазарет, сказать, что болен и уезжаю. Меня тут же отправят домой. Еще и с провожатым. Но именно потому, что мигом вытолкают, нельзя даже попросить болеутоляющего. Что меня здесь держит? В заслоне я вовсе не нужен.
Грязный, свинья свиньей, всю ночь на земле. И зубную щетку не взял. И бритву. Кое-как приведя себя в порядок, почувствовал, что падаю с ног в самом прямом смысле. И то ли озноб выматывал душу, то ли было прохладно. Сунулся в ближайшую палатку, но резкий запах пота словно обжег обоняние и выгнал обратно. Прихватив одеяло, ничего не замечая вокруг, пошел искать, куда бы забиться. Увидел циновку на солнечном пятачке, на полянке поодаль, и свалился.
Отдохнув и пригревшись, подумал, что скоро здесь появится Марта. Найдет возможность – повод, поручение – и приедет. Даже боль как будто поутихла. Я прислушался, понимая, что это всего лишь воображение, но, заглушая ее слова, раздались прежние хрипы и ругательства. Да когда же это кончится?
Мигрень просверливала глаз и висок, сон не приходил, тошнота то подкатывала, то отступала. Неужели никто не замечает, что я лежу здесь полумертвый?
Долго маялся в полусне. А открыв глаза, увидел, что рядом на корточках сидит Гай и внимательно смотрит. Но шагов я не слышал и чужого присутствия не чувствовал. Теперь начнет добиваться, что со мной такое. Но он сказал, что разыскивал меня. – Отвяжись, а? И так голова раскалывается.
– Давайте попробую снять боль.
– Ты что, знахарь? Колдун?
Я мрачно поднялся, видя себя со стороны – всклокоченным красноглазым чучелом.
– Зачем ты меня искал?
– Скоро приедут Старый Медведь и …
– Почему ты это знаешь, а я – нет? – Бессмысленная злоба на него и на себя перехватывала голос. Он что-то объяснял, я не слушал. Постучалась подловатая мысль, что Гай не тот человек, перед которым так уж необходимо сдерживаться. Кулаки сжимались сами. Что вам всем от меня надо?
Он как будто и стоял неподвижно, и сдвигался вправо: поддержать, если опять свалюсь. Я хотел то ли отпихнуть его, то ли ударить, но схватился за голову и побрел… куда-то.
Есть северная легенда о таинственном всаднике, предвещающем беду. Одинокий путник на пустынной дороге вдруг замечает беззвучно пролетающую тень. Или, наоборот, слышит настигающий топот копыт. Оборачивается, но нет никого, а стук все ближе, ближе, рядом, обгоняет, уходит вперед. И вновь слышится позади. А дорога по-прежнему пуста.
Ранним утром я уехал верхом куда глаза глядят. Думал остаться, может быть, на несколько дней в какой-нибудь дальней деревне. Или в «Крылатом псе». Но призраки – и тот, которого не видно, и тот, которого не слышно, – взялись за меня вместе и никуда не пустили.
Сначала за мной погнался невидимый. Дробный разбег нарастал, я оглянулся и раз, и другой, уже догадываясь, что опять мерещится. Вспомнил легенду, и тут же призрачные копыта издевательски застучали рядом. Обогнав меня, привидение исчезло, но скоро опять пустилось в погоню. Беззвучно катились колеса, беззвучно рысил бурый мул, а возчик что-то беззвучно кричал мне. Как будто выныривая из полусна, я узнал его: это он дрался с безголовым мертвецом – тогда, у костра, за кружкой вина. Слух возвращался толчками, выхватывая слова. Не просто дружеские, а почтительные, что ли. Он шутил, хохотал, подбоченивался, чем-то ужасно довольный, а я в умственном ступоре долго не мог понять, чем нагружена тележка. Даже спросил зачем-то. Едва договорив, сам сообразил, что там такое. В плетенке вроде большой клетки были уложены круги и бруски сыра, а белые мешки круглились сырными головами. Он удивленно-радостно вскинулся:
– Не разглядел, что ли? Я ж сыродел! Стой!
Развязав мешок, достал темно-медовую голову.
– Держи! На! Бери без разговоров! Карло тебе похлебку организует – первый сорт. Ты понюхай, как травами пахнет! А! Тебе положить не во что?
В его руках откуда-то возник кусок бечевки, и мигом сплелась ячеистая сумочка. Он поехал шаг в шаг и принялся с энтузиазмом звать в гости, – посидим-поговорим мужской компанией. Теперь и выпить можно. Мать пирогов напечет, пальчики оближешь. Ты парень что надо. А давай завтра?
Не сразу опомнившись, я кое-как ответил: и ты парень ничего себе.
– И я тоже! – смеялся он. – Но это твои дни. Так что окажи честь, как говорится. Нет, правда, аж завидно. В первый раз, и сразу вон как. Как в песне. «Врага одолел он и милую спас». Ну уж Марта тебя наградит! Ждешь не дождешься? Ничего, и подождать приятно. Скоро вернется. А давай прямо сегодня, чего на завтра откладывать?
Я тоскливо скрипел в ответ, что соберемся и посидим, но не сейчас, позже. Он качал головой и спрашивал о здоровье. А может, действительно напиться в компании? Но ведь собутыльники примутся чествовать, это невыносимо.
Вместе с ним вернулся в город. У поворота к гостинице несколько человек шумно перегородили дорогу. «Наш герой!» Приветствовали, расспрашивали. Веселый сыродел, словно опекая, подбадривал меня: «Ты не тушуйся, все правильно», – и осаживал доброхотов: «Не очень-то напирайте, он еще в себя не пришел!»
От Карло я потребовал никого ко мне не пускать. Тот всполохнулся: как же, а доктор придет, а Старый Медведь?
– Карло! – повторил я, словно издалека слыша отвратительный, изнервленный, какой-то притворно-измученный, дребезжащий голос – свой голос. – Вы понимаете, что значит – никого? Nessuno. Как вам еще объяснить?
Он успокаивающе кивал, глядя с очевидной задней мыслью. На лбу крупными буквами обозначалось заповедь «не раздражать больного».
– И не вздумайте доктора звать. Все равно не открою. Со мной все в порядке. Так что не надо устраивать у дверей комедию. Немедленно съеду. Предупреждаю.
Он принялся торговаться: а ему самому можно? Сырный суп, например, принести? И вообще проведывать? Если дверь не запирать, он просто заглядывал бы тихонько. Иногда, изредка, одним глазком. Зачем ее запирать? Пустить он никого не пустит. Да, а приветы от гостей передавать можно?
Можно. Было и досадно, и приятно. И позорно. Неужели мне нравится, чтобы со мной нянчились?
«Мои дни». Небо моего дня смотрело на меня беленым потолком. Не читалось, не спалось, не думалось. Но и не мерещилось.
Появился Карло с золотистой корзинкой и комическим возмущением: «Почему все хотят вас накормить? Разве я сам не накормлю? Это Старый Медведь пришел с семейством. Нина вам посылает». Развернул гостинец. Завязанная в накрахмаленное вышитое полотенце, в корзинке стояла глубокая красная миска, а в ней – сладкие пирожки в сахарной пудре. Таинственная Нина.