В интересах государства. Аудиториум - Алекс Хай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда он сменил фамилию?
— При поступлении в Московский университет. В этот момент он превращается в Васильева, успешно проходит вступительные испытания и зачисляется на факультет управления Благодатью.
Я озадаченно уставился на кофейник.
— Выходит, он был внебрачным сыном, которого позже узаконили. Но тогда, получается, его не отрезали от рода?
— Полагаю его отец, Николай Федорович, сможет пролить свет на эту историю, — ответил Алексеев.
Интересно девки пляшут…
Радамант — бастард Романовых, Васильев был бастардом… Понятно, что Радамант не мог провернуть все свои теракты один и у него наверняка должны были найтись помощники. Другой вопрос, добровольные или нет. Идейные противники установленного порядка или такие же пешки вроде меня, пока что не осознавшие своей роли в этой игре?
Выборка пока была маловата. Я знал всего о двоих, включая зачинщика. Но если предположить, что Радамант собирал вокруг себя незаконнорожденных, не отрезанных от родов, это превращалось в гигантскую проблему. Начиная с того, что о многих одаренных ублюдках государство могло попросту не знать, заканчивая теми, кого тайно узаконили.
— Михаил, что с тобой?
Я встрепенулся и непонимающе уставился на Корфа.
— Ничего.
— Говори, что придумал. У тебя на лице написана догадка.
— Да ну, маловато пока сведений.
— Говори.
Вздохнув, я поделился с ним соображениями и догадками. Корф, хвала ему за такт, выслушал меня внимательно.
— Интересная версия, — откинувшись на спинку диванчика, сказал он. — Но ты прав, у нас мало сведений, чтобы делать столь громкие выводы.
— А если аудиториумец — тоже бастард? — предположил я. — Туда пустят только узаконенных, ибо… Ну, порядки, нравы, сами понимаете. Это ведь можно проверить?
— Можно попытаться, — кивнул Алексеев. — Я отправлю запрос.
— Не запрос нужно направлять, а самим копаться в их архивах.
— Ну, разрешение у вас есть, — улыбнулся я.
Корф наградил меня тяжелым взглядом.
— Судя по голосу, там был вовсе не студент, — добавил я. — Это может сузить круг поисков.
— Может. Но трясти придется всех. Мне начинает надоедать эта игра.
Двери библиотеки отворились с тихим скрипом. Лакей пропустил Ирэн и лекаря. Мы поднялись при появлении дамы, и я заметил, что щеки подруги были мокрыми и красными от слез.
— Ир, что случилось? — отбросив все приличия, спросил я.
Она не ответила. Лишь снова зашлась в рыданиях.
Мы с Корфом переглянулись. Лицо тайного советника вытянулось и побледнело. Придворный лекарь императрицы выдавил из себя улыбку.
— Полно вам, Ирина Алексеевна. Это еще не окончательный приговор, — он потянулся было к ее плечу, чтобы утешить, но не решился дотронуться до плачущей девушки.
Ирина еще раз всхлипнула, затем яростным жестом вытерла слезы прямо рукавом и направилась к креслу.
— Судя по всему, появилась конкретика? — озадаченно спросил тайный советник.
Лекарь неуверенно переминался с ноги на ногу.
— Ваше превосходительство, по долгу своей работы я связан врачебной тайной…
— От этих людей у нас нет тайн, Григорий Сергеевич, — тихо, но с нескрываемой злостью непонятно на что отозвалась Ирэн. — Прошу, присядьте и поделитесь с господами выводами об увиденном. Это может иметь значение для Вальтера Макаровича.
Лекарь кивнул.
— Как пожелаете, ваше благородие.
Он присел на самый краешек дивана, словно чувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем, если он принес плохие новости, он не зря нервничал. Гнев Корфа был холодным, но тяжелым. Да и слезы Ирэн явно смутили мужчин. В высшем обществе проявление подобных эмоций не приветствовалось.
Я опустился в кресло подле Иры и без стеснения взял ее ладонь в свою. Она осторожно пожала мои пальцы и снова всхлипнула.
“Держись, Ириш”, — я послал ей короткий ментальный сигнал. — “Что бы ни случилось, все переживем”.
Салтыков прочистил горло и уставился на тайного советника. Возможно, он уже был в курсе, что в случае недееспособности Матильды опекуном Ирэн до ее совершеннолетия станет Корф.
— Увы, Матильда Карловна еще так и не проснулась, поэтому я не смог провести тщательный осмотр, — начал лекарь. — Тем не менее мои ментальные способности позволили добраться до источника проблемы…
— Не томите, прошу, — жестом поторопил его тайный советник.
— Состояние Матильды Карловны действительно значительно ухудшилось. Ирина Алексеевна показала мне предыдущие записи, я изучил карту… С момента прошлой диагностики жизненные показатели снизились.
Пистолетыч казался смущенным.
— Какие именно показатели? Есть ли понимание, что послужило причиной? Я ведь осматривал ее благородие с пару недель назад и не заметил серьезных ухудшений.
— Боюсь, вы, ваше превосходительство, смотрели не туда, — покачал головой Салтыков. — Ментальная проекция пациентки практически не изменилась. Последствия травмы заметны, объем резерва Благодати все так же скачет, да и ранг дестабилизирован, но пока в пределах пятого. Изменения затронули органику.
— Физическое тело? — уточнил я.
— Да. Ее благородие на протяжении длительного периода испытывала тяжелые ментальные нагрузки, что на фоне и без того нестабильного фона отразилось на ее физическом здоровье. И отразилось значительно.
— Масштаб поражений? — спросил Корф.
— Мозг, Вальтер Макарович. Органика мозга. А это означает, что…
— Что скоро посыпется и все остальное, — мрачно закончил за лекаря Корф. — Что можно предпринять для исцеления?
Салтыков тяжело вздохнул.
— Боюсь, о полном излечении говорить уже невозможно. Травма старая, полного восстановления не будет. Приоритетная задача на ближайшее время — остановить регресс. В первую очередь ее благородию потребуется полный и окончательный отказ от применения Благодати. И, разумеется, и речи не может быть о том, чтобы подвергаться любому воздействию, кроме целебного. Никаких боев, никаких ментальных вмешательств за исключением восстановительных.
— Значит, отныне ей придется жить как обычному человеку? — спросил я. — И долго?
— Сложно сказать, ваше сиятельство. Кроме этого, важно полностью исключить любые переживания и эмоциональные потрясения. Нервничать ей категорически нельзя! Никаких бурных эмоций. Никаких встрясок. Режим дня, точный распорядок, специальная диета — никаких отклонений от графика.
— Да как вообще возможно заставить человека не нервничать? — воскликнула Ирина. — Она же живой человек, и все мы подвержены чувствам…