Приключения Оливера Твиста - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я это знаю, — сказал еврей, выхватив из карманагазету и указывая на нее. — Что дальше?
— Они стреляли, попали в мальчика. Мы пустились наутеквместе с ним через поля позади дома, бежали вперед быстрее, чем ворона летит…перескакивали через изгороди и канавы. За нами погнались. Черт подери! Всеокрестные жители проснулись, на нас напустили собак…
— А мальчик?
— Билл тащил его на спине и мчался как вихрь. Мыостановились, чтобы нести его вдвоем; голова у него свесилась, и он весьпохолодел. Они гнались за нами по пятам. Тут уж каждый за себя и подальше отвиселицы! Мы расстались, а мальчишку положили в канаву. Живого или мертвого —не знаю.
Еврей не стал больше слушать. Громко завопив и вцепившисьсебе в волосы, он бросился вон из дому.
в которой появляется таинственная особа, и происходят многиесобытия, неразрывно связанные с этим повествованием
Старик добежал до угла улицы, прежде чем успел прийти в себяот впечатления, произведенного на него сообщением Тоби Крекита. Он по-прежнемумчался с необычайной быстротой, растерянный и обезумевший, как вдругпролетевший мимо экипаж и громкий крик прохожих, заметивших, какая грозила емуопасность, заставили его отступить на тротуар. Избегая по возможности людныхулиц и крадучись пробираясь окольными путями и закоулками, он вышел, наконец,на Сноу-Хилл. Здесь он зашагал еще быстрее и не останавливался до той поры,пока не вошел в какой-то двор, где, словно почувствовав себя в родной стихии,поплелся, по своему обыкновению волоча ноги, и, казалось, вздохнул свободнее.
Неподалеку от того места, где Сноу-Хилл сливается сХолборн-Хиллом, начинается справа, если идти от Сити, узкий и мрачный переулок,ведущий к Сафрен-Хиллу. В грязных его лавках выставлены на продажу огромныесвязки подержанных шелковых носовых платков всевозможных размеров и расцветок,ибо здесь проживают торговцы, скупающие эти платки у карманных воришек. Сотниносовых платков висят на гвоздях за окнами или развеваются у дверных косяков, ав лавке ими завалены все полки. Как ни узки границы Филд-лейна, однако здесьесть свой цирюльник, своя кофейня, своя пивная и своя лавка с жареной рыбой.Это нечто вроде коммерческой колонии, рынок мелких воров, посещаемый раннимутром и в сумерках молчаливыми торговцами, которые обделывают свои делишки втемных задних комнатах и уходят так же таинственно, как и приходят. Здесьпродавец платья, сапожник и старьевщик выставляют свой товар, который длямелких воришек заменяет вывеску; здесь кучи заржавленного железа и костей,заплесневевшие куски шерстяной материи и полотна гниют и тлеют в мрачныхподвалах.
Вот в этот-то переулок и свернул еврей. Он был хорошо знакомчахлым его обитателям, и те из них, которые оставались на своем посту, чтобыпродать что-нибудь или купить, кивали ему, как старому приятелю, когда онпроходил мимо. На их приветствия он отвечал кивком, но ни с кем не вступал вразговор, пока не дошел до конца переулка; здесь он остановился и заговорил содним торговцем, очень маленького роста, который, втиснув кое-как свою особу вдетское креслице, курил трубку у двери своей лавки.
— Стоит на вас посмотреть, мистер Феджин, — ислепоту как рукой снимет! — сказал сей почтенный торговец, отвечая навопрос еврея о его здоровье.
— Слишком уж жарко было здесь по соседству,Лайвли, — откликнулся Феджин, приподняв брови и скрестив руки.
— Да, мне уже два раза приходилось выслушивать такиежалобы, — ответил торговец. — Но ведь огонь очень скоро остывает, неправда ли?
Феджин в знак согласия кивнул головой. Указав в сторонуСафрен-Хилла, он спросил, заглядывал ли туда кто-нибудь сегодня вечером.
— Навестить «Калек»? — спросил торговец.
Еврей снова кивнул головой.
— Подождите-ка, — призадумавшись, сказалчеловек. — Да, человек пять-шесть пошли туда. Думаю, что вашего друга тамнет.
— Сайкса там нет? — спросил еврей; вид у него былочень встревоженный.
— Non istventus,[36] как говорятзаконники, — отозвался человечек, покачав головой и скроив на редкостьхитрую мину. — Нет ли у вас сегодня чего-нибудь по моей части?
— Сегодня ничего нет, — сказал еврей, отходя отнего.
— Вы идете к «Калекам», Феджин? — крикнул емувслед человечек. — Постойте! Я не прочь пропустить с вами рюмочку!
Но так как еврей, оглянувшись, махнул рукой, давая понять,что предпочитает остаться в одиночестве, и к тому же человечку не очень-толегко было вылезти из креслица, то на этот раз трактир под вывеской «Калеки» неудостоился посещения мистера Лайвли. К тому времени, когда он поднялся на ноги,еврей уже скрылся из виду, и мистер Лайвли, постояв на цыпочках и обманувшись внадежде его увидеть, снова втиснул свою особу в креслице и, обменявшись кивкомс леди из лавки напротив и выразив этим свои сомнения и недоверие, вновь взялсяс торжественной миной за трубку.
«Трое калек», или, вернее, «Калеки» — ибо под этой вывескойучреждение было известно его завсегдатаям, — был тем самым трактиром, вкотором появлялся мистер Сайкс со своей собакой. Сделав знак человеку,стоявшему за стойкой, Феджин поднялся по лестнице, открыл дверь и, незаметнопроскользнув в комнату, с беспокойством стал озираться, прикрывая глаза рукой исловно кого-то разыскивая.
Комнату освещали две газовые лампы; с улицы не видно былосвета благодаря закрытым ставням и плотно задернутым вылинявшим краснымзанавескам. Потолок был выкрашен в черный цвет, чтобы окраска его не пострадалаот коптящих ламп, и в комнате стоял такой густой табачный дым, что сначаланичего нельзя было разглядеть. Но когда мало-помалу дым ушел через раскрытуюдверь, обнаружилось скопище людей, такое же беспорядочное, как и гу??,наполнявший комнату, и, по мере того как глаз привыкал к этому зрелищу,наблюдатель убеждался, что за длинным столом собралось многочисленное общество,состоявшее из мужчин и женщин; во главе стола помещался председатель смолоточком в руке, а в дальнем углу сидел за разбитым фортепьяноджентльмен-профессионал с багровым носом и подвязанной — по случаю зубной боли— щекой.
Когда Феджин прошмыгнул в комнату, джентльмен-профессионалпробежал пальцами по клавишам, взамен прелюдии, после чего все громогласнопотребовали песни; как только крики затихли, молодая леди принялась услаждатьобщество балладой из четырех строф, в промежутках между которыми аккомпаниаториграл как можно громче всю мелодию с начала до конца. Когда с этим былопокончено, председатель произнес свое суждение, после чего профессионалы,сидевшие по правую и левую руку от него, выразили желание спеть дуэт и спелиего с большим успехом.