Духи Тургояка. Первая встреча - Олег Соломатов

Этот полуостров отличался от остальных тем, что по рассказам нашего воспитателя, на нём были пещеры и землянки с каменными сводами. Но вроде, не новые, не недавно сложенные, а какие-то древние, в которых жили сначала первобытные люди, а потом староверы-отшельники. И после этих рассказов любопытство так заполнило мой мозг, что подавило даже чувство страха перед появлением ночных призраков и духов острова, о которых так воодушевленно рассказывал воспитатель. Неожиданно, мои мысли прервал яркий предмет, не вписывающийся в мою модель современного устройства мира. Это был небольшой шар света, медленно двигающийся над поверхностью воды от полуострова Веры в сторону Заозёрного хребта. Вначале мысли привели меня к тому, что это шаровая молния. Недавно в одном научно-популярном журнале я читал про то, что такие молнии на Земле не редкость и в огромном количестве появляются во время грозы, и чаще в районе экватора. Тут же возник вопрос – шаровая молния есть, а грозы нет, небо ясное и только над водой стоит лёгкий туман, увеличивающий свою плотность ближе к берегу, в направлении которого двигался шар. Да и шар то это был полупрозрачный с нечеткой, размытой поверхностью. Он как будто услышал мои мысли, на несколько мгновений замер на одном месте, поиграл радугой красок внутри себя и, ускорившись, полетел к берегу, потом над кронами деревьев, и, наконец, поднявшись выше хребта – пошёл вертикально вверх, создавая легкую ауру вокруг. Даже показалось, что летящий предмет заходил в вираж по склону, как на трамплин в небо. Свечение расходилось от шара, как круговая волна от брошенного в воду камня, постепенно бледнея, и когда была освещена уже почти треть неба, шар высоко в небе сделал резкий зигзаг и исчез вместе со свечением. Вся последовательность действий была такой стремительной, что я даже не успел проронить ни звука и сообщит другим «охотникам» о шаре. У меня внутри, в первое мгновения полета, всё сжалось от бесконтрольного страха и создалось ощущение, что кто-то на уровне подсознания приказал молчать. Потом страх улетучился, когда шар удалялся к берегу, а в висках появилась небольшая боль, как от резкого толчка. Ошарашенный зрелищем и возмущенный тем, что ни кто кроме меня этого не увидел, я побрёл к своей палатке.

Нужно было скорее выспаться и набраться сил перед завтрашней ночной вылазкой на остров. Видение не выходило из головы и прокручивалось от начала до конца уже второй десяток раз, всё снова и снова. Раки меня уже не интересовали, как средство для пропитания, а остался лишь небольшой азарт охотника – поймать больше, чем другие соплеменники или самого крупного представителя ракообразных, ну и обязательно полазить по пещерам, если найдём их в темноте. О вылазке договорились не рассказывать ни кому, так как Михалыч строго-настрого запретил нам одним ходить к пещерам, объясняя тем, что они древние и в любой момент огромные глыбы сводов могут обвалиться на наши головы. А еще он припугнул нас, сказав, что на острове живут приведения, в народе называемые «Духами острова». Девчонок решено было тоже не посвящать и не брать с собой, они слишком болтливы и не менее трусливы в подобных вылазках. Уже над противоположной стороной озера небо стало приобретать предрассветную розоватую окраску, когда я намазался мазью от комаров и кое-как уснул, невзирая на дикий писк комариного войска, твердость земли под палаткой и мыслями о шаре. Но выспаться мне так и не пришлось. Остаток ночи я провёл в бредовых снах, мелькающих, как обрывки киноленты, заполненной образами диких Неандертальцев, загоняющих мамонта на край скалы. Их сменяли бородатые, одетые в лохмотья староверы, сидящие в пещерах и грозящие кулаками проходящим мимо. Потом виделись полупрозрачные шары, слетевшиеся к поляне, как на научную конференцию, и тени в накинутых балахонах, снующие вокруг нашей палатки. Каждый раз просыпаясь, я со страхом вслушивался в предутреннюю тишину в надежде, что всё увиденное – только сон. Переворачивался на другой бок и вновь видел пасущихся около поляны шерстистых носорогов и огромных рогатых лосей, высеченные в скалах из камня статуи идолов, разрисованные непонятными знаками входы в небольшие пещерки и толпу дикарей, бьющих в бубны, размахивающих каменными топорами и выкрикивающих непонятные фразы почти не имеющие гласных звуков. Один часто повторяющийся выкрик я даже смог запомнить: ШИЛП! Какая-то игра согласных звуков, ни чего мне не говорящая. Потом – бурная река и я захлёбываюсь…, потом – пещеры, коридоры, горбатый шаман, резкая боль в левом боку… Последнее, что помню – очень добрую и до боли знакомую, мудрую женщину в зеленовато-серой одежде до земли, очень красивую, мягко улыбающуюся и шепчущую мне на правое ухо из-за спины, что всё – проходящее, что я не должен «уходить в сторону» от страха, а обязан идти ему на встречу, чтобы победить. При этих словах вокруг всё вдруг стало цветным, словно я вошёл в радугу… Сон оборвался от звука горна, извещавшего об общем подъёме по стойбищу аборигенов третьего отряда. Начинался следующий неизвестный и многообещающий день нашего похода, но последние обрывки сна от яркости восприятия – крепко засели в голове и порой, казалось, что это была явь, а не простой сон.

Первым делом Михалыч отправил всех на озеро умыться и привести себя в порядок после ночных посиделок у костра, «дымовушек» от комаров и топтаний по ночной грязи вблизи поляны. Лица в костровой саже, всклоченные волосы после купания и грязь до колен после ночных поисков «правильных кустиков», за которыми можно было справить нужду – вот что мы увидели в своём отражении на озерной глади воды. После умывания народ занялся приготовлением завтрака, кто набирал в баки воду, кто разжигал костер, кто пошел по лесу за валежником. Пока проходили первые приготовления, к берегу причалил моторный катер с физруком «Колей-Ваней» и завхозом из лагеря. Оказывается, то, что мы притащили в рюкзаках с собой из консервов и прочих припасов – было практически съедено вечером и последующее приготовление невозможно без пополнения продуктов. На катере и был привезен провиант: свежий хлеб, еще горячие плюшки из столовской пекарни, молоко, какао-порошок, конфеты, галетное печенье, чай, сахар. Еще физрук привез спортивный инвентарь, чтобы устроить «веселые старты».

После завтрака я вспомнил, что хотел нарвать травы под палатку и, прихватив болоньевую ветровку и складной ножик, направился в сторону ближайшей низины по тропинке между соснами. На болотистой лужайке было много осоки и камыша. Расстелив ветровку на земле, я нарезал побольше травы, сложил на неё стопой и, завязав рукава, притащил к палатке. Это действительно помогло и после заталкивания под дно палатки и опробования на мягкость, я был удовлетворен и даже вздремнул минут десять, но футбольный мяч, прилетевший в крышу моего жилища, сорвал мой план отдыха. Выбравшись из палатки, я глянул на играющих футболистов, покрытых потом и песком, без особого энтузиазма и с маской отправился на берег. Солнце на голубом, безоблачном небе набирало самую силу и безвозмездно раздавало свет и тепло всем желающим. Я и был таким желающим. Подойдя к песчаному пляжу, я обнаружил почти всех девчонок отряда, валяющихся и беспечно болтающих. Среди них находилась и Света. Её ярко-красный купальник на «сметанного» цвета теле казался ещё ярче, похоже, она за весь июнь ни разу не загорала. В озере бултыхалась стайка ловцов рыбы с всё теми же острогами, а из воды выходила пара уже искупавшихся пацанов с посиневшими краями губ и «гусиной кожей» по всему телу. Пульс участился, но не от вида загорающего предмета моих вожделений, а оттого, что из воды вышел и плюхнулся рядом с ней и её собеседницей тот самый Юрка-гитарист. Он так мило «заворковал» с обеими, размахивая руками и изображая размеры увиденных под водой чебаков, что чувство неприязни переросло в раздражение, и внутри меня вновь проснулось неосознанное, древнее желание – наподдавать «сопернику», как это делают многие особи животного мира в «боях» за благосклонность «самки». Виду я, конечно, не подал и, скинув верхнюю одежду полез в воду. Прохлада озера и мелкая галька под стопами сделали своё дело. Мой боевой пыл быстро утих, массаж пяток покатыми камешками отвлёк от дурных мыслей, и я полностью отдался «объятиям озера». Любимым занятием у меня было кидать камень и в маске под водой нырять за ним. Сделав десяток нырков, я носом зацепил песок во время последнего и это развлечение мне, почему-то сразу надоело, дальше – я просто плавал вдоль берега, рассматривая стайки мальков с любопытством облепляющих мои ноги и хватающих с волосков мелкие пузырьки воздуха, принимая их за корм. На краю пляжа, где ближе к мыску появлялись крупные каменные глыбы, становилось немного жутковато, когда в маске глядел вглубь озера. Прозрачность воды около двадцати метров, и дно, покрытое крупными скальными обломками, уходило куда то вниз, и при этом в темноту. А еще к этому автоматически добавилось яркое воспоминание из недавнего купания в одном из соседних озёр вблизи города, куда я с родителями ездил месяцем ранее. Так вот, когда я там плавал в маске, из глубины к береговым камышам выплыла огромная щука. Она была настолько большая и древняя, что тело её покрывали пучки водорослей и тины и от них её размеры ещё более увеличивались. Она, как океанская субмарина, медленно двигалась к берегу между подводной растительностью, тело её не изгибалось и напоминало бревно, а работали только передние плавники, да иногда расходились жаберные крышки. Маска вдобавок, сильно искажает предметы в воде, увеличивая их размеры, и от этого всего мне вдруг показалось, что я мелкий карась, на которого охотится эта супер-щука, и один молниеносный бросок – и меня заглотят с потрохами. Ужас тогда овладел мной и я, не помня себя, вылетел на берег, как ошпаренный. Родителям, однако, показался мой рассказ очень смешным и они, глядя на меня бледного с вытаращенными глазами и размахивающего руками, долго схватившись за живот, катались от смеха около берега. Сейчас эта щука вновь всплыла в моём сознании и, посмотрев в очередной раз в глубину Тургояка, я, вдруг понял, что накупался… и поплыл к берегу не оглядываясь. Когда смотришь на мелководье и не думаешь о глубине, то её глубины, как бы и нет, а значит – и страха нет.