Киноварь. Повесть о Всеславе Полоцком - Светлана Малая

Ярослава Владимировича видел нечасто и восхищался им, особенно когда князь приходил с войны против литвы или ятвягов и, грозный и усталый, приступал к суду над киевлянами и заботам о градостроительстве.

Ярославичи пахли железом. По отдельности с ними можно разговаривать, но сообща они дразнили, травили полоцкого княжича, как волчонка. Одному их не одолеть — в драку он бросался не сразу, но бешено. Привыкал терпеть боль, таить обиду, помнить зло.

Обращению с мечом, копьём и палицей его обучал Якун Седой — Всеслав проворен, неутомим, ловок и правой рукой и левой; пока не впадает в ярость, осмотрителен.

От Якуновой жены, вожанки, невольно перенял три-четыре десятка слов её диковинной речи, подобной птичьему щебетанию. Добрая женщина подкармливала дворового ужа, хоронила насекомых в домовинках, вырезанных из репы, а на грозовую тучу махала скатертью.

Один хитрец из Тмутаракани, зимовавший у Якуна Седого, приохотил княжича к игре в шахматы и обучил мудрёному глаголическому письму (глаголицу в то время называли кириллицей).

Армянский врач, вылечивший от какой-то хвори, показал и назвал разные травы, их цветки и корни, живые и сухие, полезные и вредные — Всеслав не забудет.

Дьякон Десятинной церкви подолгу читал ученикам из Шестоднева и Златоструя и путано истолковывал — Всеслав не скучал, внимательно слушал.

Псалтырь он полюбил как чистое серебро слова, семикратно переплавленное. В темноте, перед сном часто повторял про себя это или другое, что запомнилось: «Наклонил небеса и сошёл, и мрак под ногами Его… И летел, летел на крыльях ветра… От сияния перед Ним облака бежали, град и уголь огненный… И явились источники вод, и открылись основания Вселенной…»

Взрослея, пристрастился к соколиной охоте: ездил в Берестово, хотя и с Ярославичами. Радость — следить за полётом ловчей птицы в ясном небе. Душа поднимается на соколиных крыльях и зорко оглядывает землю и воду.

О приручённом пардусе лишь мечтал: Ярослав Владимирович имел такого зверя, и не одного.

В пригородное сельцо на речке Лыбедь полоцкий княжич ездил один. Предслава напоминала ему бабушку Хотовну — простым, строгим, непритворным обхождением. И у той, и у другой в покоях зимой и летом веяло печалью, полынью, стариной.

Как-то из Берестова поехал с троими Ярославичами посмотреть на инока Антония, который вернулся с Афона, со Святой Горы, и поселился в лесной глуши, в тесной пещере над Днепром. Его навещали люди. Кто просил благословения, кого разбирало любопытство.

Всеволод спросил:

— Ты не боишься разбойников?

— Разве вы разбойники? — улыбнулся Антоний.

— Мы княжеские сыновья Изяслав, Святослав, Всеволод.

— Всеслав, — сказал Всеслав.

— Как вас зовут по-христиански?

— Илья, — сказал Всеслав, и те назвали свои имена.

— Я буду молиться за вас. И за разбойников. И за тех, кого они обидели.

Перед верховыми нарядными юношами черноризец держался отнюдь не раболепно. Больше других с ним говорил Всеволод-Андрей.

— Тебя тут может засыпать землёй или затопить водой.

— Что это у тебя, Андрей, одни страхи на уме? Чего мне бояться, когда Господь держит меня в ладонях, будто пташку?

Изяслав со Святославом переглядывались. Всеслав недоумевал. Он только сказал под конец:

— Ты живешь в могиле.

— С молитвой тихо и светло под землёй, как на небе.

Пещеры снились Всеславу — затхлые, полные сухих костей.

После Воздвиженья он сам отвёз Антонию мешок жита и «заморский овощ» (дыню или арбуз), но оставил у входа в пещеру, с иноком не виделся. По золотым и гулким горам возвращался в Киев, а его ожидало известие. Умер Брячислав Изяславич.

Великий киевский князь, напутствуя Всеслава, сказал:

— Не подобает тебе носить голову выше ветра. Будь со мной заодно, и со всеми моими сыновьями. Мы тебя не покинем.

На прощание подарил сокольника с соколами и ловчего пардуса.

По дороге домой, пока осень тускнела и холодала, Всеслав молча присматривался ко всему и прислушивался. Примерял отцовскую рукавицу. О Киеве не жалел, о Полоцке мало что знал. Ни матери, ни бабушки Хотовны в живых уже не было. Если бы не предстоящее княжение, он почувствовал бы себя вольным и одиноким, как последний бродник.

Дремучие леса окружают Полоцк. Надо быть веретеницей, чтобы пролезть сквозь такие буреломы, и вымышленным дивом, чтобы не увязнуть в болоте. Люди селятся возле рек и озёр, живут трудом и заботой, в праздники сходятся на игрища и гуляния, чтят и старых богов, во всякой премудрости видят чародейство.

Глухомань вначале смутила Всеслава, затем он решил, что потаённая волость будет ему надёжным оплотом. Сразу позвал к себе Ингваря и Сулибора — помнил их по именам. Прочих забыл или не узнавал, или не знаком с ними. Но дружину собрал.

Ноябрь — пора на полюдье ехать. Кривичи и дреговичи из отдалённых селений не слышали, что нет матёрого князя, приготовили дань исправно. Всеслав опасался, что на другой год не подчинятся.

Вернулся с полюдья — истцы, ябедники повели должников, ночных воров, зачинщиков драки, поджигателей, убийц нарочитых и нечаянных.

В первый же день явился хитрец в лисьей шапке, спросил:

— Будешь сам суды судить? Твой отец мне доверял.

— Сам буду, — ответил Всеслав.

По закону назначал наказания и выплаты, столько-то в казну и столько-то обиженным. Сам себе удивлялся, будто со стороны смотрел. Сам от себя уходил на мороз под тусклое солнце, где крутится и блестит снежная пыль, или в хоромину, где сосновая лучина горит в железном светце.

Тридцать закладок у князя в Псалтыри. А пресвитерам он чаще возражает, чем соглашается с ними. Скоморохов гонит со двора и на пиру сдержан. С пардусом охотился, пока ловчий зверь не издох от болезни. Увлечён соколиной охотой. В шахматы играть князю не с кем.

Иногда он ездит один за Полоту на старое пепелище, где кости предков чернобыльником и чертополохом поросли, и возвращается затемно. Полочане вспоминают княгиню Ирину и поговаривают, что Всеслав «рождён от волхования». Кто он — кудесник, вещун, оборотень, двоедушник, облакогонитель? Расспрашивают Ингваря и Сулибора — без толку.

Всеслав Брячиславич возмужал и привык княжить. Из тридцати своих лет пятнадцать правит Полоцкой волостью и за эти годы ни разу не побывал в Киеве. Дань берёт там же, где и отец брал, с каждого дыма по прежним условиям. Наводит порядок на волоках из Ловати в Оболь, из Каспли в Днепр, из Свислочи в Птичь. Укрепляет свои города Изяславль, Брячиславль, Усвят, Витебск, Лукомль, Друцк, Минск, Стрежев.

Усвят в то время называли Свячем, Витебск Витьбеском, Минск Менеском, Друцк Дрютеском и Полоцк Полотеском.

В Полоцке Всеслав закончил начатое отцом возведение церкви о семи верхах, о шестнадцати