Как устроен город. 36 эссе по философии урбанистики - Григорий Ревзин

нельзя проложить так, чтобы ими могли пользоваться только король, гвардия и министры, а остальные их как бы не видели, – нет, они становятся частью всеобщих законов городского пространства.

Проспект – «иное» города, он извлекает вас из органики повседневности и заставляет воспринимать его в одиночестве и извне. Но отличие в том, что это не постороннее наблюдение – это вы режете его взглядом, выделяете самое главное, отправляя дорогие подробности жизни на периферию зрения. Проспект – это место, где вы со смущением обнаруживаете в себе родство с абсолютной властью. Конструкция математических координат, логика и иерархия ценностей, рисунок Разума – это то, что делает нас людьми. Проспект – это манифестация супер-эго города.

Квартал

Кварталы – это клетки городской ткани, материал, из которого строится городской организм. Я даже, вслед за Патриком Геддесом, сказал бы, что строение этой клетки определяет качества города. Некоторые города имеют строение простейших, а в некоторых клетки достигают известной морфологической сложности.

Для истории градостроительства обычный вопрос – является ли клетка прямоугольной и, соответственно, выстроен ли город в регулярной сетке или следует рельефу и выстроен из кварталов свободных форм. Геддес именно второй случай полагал «органическим городом». Честно говоря, я не думаю, что степень органичности среды зависит от регулярности сетки: города барокко, скажем, на Сицилии, или классицизма в Испании отличаются средой в высшей степени органичной, а города с тщательно выстроенной в 1960‑е планировкой по ландшафту – например, Фирмини, спроектированный Ле Корбюзье, или наш Владивосток – бывают на редкость противоестественными. Регулярность сетки – это не вопрос органики ткани, это вопрос о власти.

Я не знаю ни одного города с одним прямоугольным кварталом – их всегда несколько, они всегда следствие деления целого на одинаковые части, и это деление должен осуществить кто-то извне. Но при всей значимости этого вопроса мне он представляется вторичным. Вообще, то, что мыслится прямоугольным, совсем не обязательно является таковым. Сергий Радонежский ясно высказался, что монастырь должен быть выстроен по образу Небесного Иерусалима, и поскольку в Откровении Иоанна Богослова прямо сказано, что Град Небесный «расположен четвероугольником, и длина его такая же, как широта», то и Сергий велел строить монастыри «убо четверообразно». Все русские монастыри с тех пор изображают Небесный Иерусалим, и ни в одном не получилось построить прямоугольных стен. Это прямо какой-то рок: сказано «четверообразно», а на деле какой-то блин. Но все же вряд ли это вызвано органической неспособностью русского архитектурного гения произвести правильный квадрат. Видимо, гуляющие за извивами рельефа стены казались древним зодчим в достаточной степени прямоугольными.

Важна не форма клетки, а то, как устроена граница и что у клетки внутри. Хотя, конечно, когда рассматриваешь планы древних городов – Вавилона, египетской Гизы, Милета, японской Нары – и сравниваешь их с Барселоной, Парижем, Лос‑Анджелесом, то это немного поражает, поскольку они неотличимы. Прямоугольные кварталы, чуть различные по форме и размерам, равно свойственны древним империям, республикам, просвещенным монархиям, буржуазным демократиям и тоталитарным мечтателям. Как будто вся история городского человечества в ее высших проявлениях – это просто тетрадка в клетку.

Но эти квадратики кварталов заполнены разным содержанием. В древних городах Месопотамии, Египта, Греции и Китая этот квадрат – просто частное владение. И осваивается оно так же, как садовый участок: сначала строятся высокие стены, чтобы никто не увидел, что внутри, к этим стенам пристраиваются жилые помещения, и все они выходят в центральный двор, патио, где, собственно, проходит жизнь кроме сна – там собирают воду, там бассейн, там готовят еду и т. д. Вообще, древние города были, видимо, в большей степени похожи на мусульманские махалли – кварталы Узбекистана или Туниса, которые сохранили античный идеал непосредственно до сегодняшнего своего массового уничтожения средствами индустриального домостроения. Узкие переулки на одного осла с упряжкой, высокие глухие каменные стены, пахнет сухой горячей гнилью, в праздник по улицам течет кровь казнимых баранов, орут одуревшие от нее кошки и собаки, а внутри, за заборами, – дворцы, фонтаны, сады, бассейны, восточная нега и послеполуденный отдых фавна. Поразительным образом мы воспроизвели ту же структуру пространства в дачных поселках на Рублевке, только каменные заборы заменяет старый добрый профнастил.

Чтобы получить европейский квартал, понадобилась тысячелетняя эволюция. И связана она была с тем, что европейские народы, в отличие от южных, никаких кварталов не знали и жить в них не желали. У них было совершенно иное устройство коллективного пространства, основанное на ином изобретении – «длинном доме», который нам известен по скандинавским раскопкам.

Планы ранних европейских городов (скорее деревень) хорошо исследованы, Анри Пиренн описал их еще в 1920‑1930‑е годы, а позднее они были детально исследованы великим французским историком Жаком Ле Гоффом. Если совсем просто, то структура там такая. Через город идет лента дороги. А к ней, как флажки, привязываются участки отдельных владений. Эти участки узкие и длинные, с задней стороны они ничем не ограничены и могут быть длинней или короче – кому как надо. Но они ограничены с боков – соседями, на главной дороге у всех одинаковая ширина.

Это, конечно, не «длинный дом» скандинавского типа, где на всю эту полосу было только одно помещение. Но это результат его эволюции. Этот дом имел иную морфологию, чем античный. К дороге примыкало главное помещение – лавка, трактир, общий зал. Это было сердце дома – а вовсе не двор в центре участка. Над ним, на втором этаже, располагалось жилище хозяина. Дальше шли жилые помещения второстепенных членов семьи и работников, потом кладовые, потом производственные помещения, потом хозяйственный двор, потом огород. Чем дальше от улицы, тем больше это похоже на деревню.

В принципе, город можно построить и на этой основе. И, скажем, Лондон с его структурой длинных и узких кварталов из таунхаусов в значительной части так и построен. Но европейские города в большинстве своем основаны на местах римских поселений и унаследовали прямоугольную сетку кварталов. И европейский квартал – это результат наложения, скрещивания двух совершенно различных структур расселения. Это очень сложная клетка. Она, по-видимому, появилась где-то в начале XII века. Квадраты кварталов внутри нарезались ленточками, и в них строились отдельные дома.

Клетка получила два новых органа. Во-первых, фасад. Теперь квартал выходит на улицу не глухой стеной, а, наоборот, передом дома, он не защищается от улицы, но приглашает войти, открывается магазинами, кафе, банками и т. д. Во-вторых, общий двор. И это – отдельная проблема.

Не все европейские горожане строили себе «длинные дома». Существовала аристократия. Есть отдельная история про то,