Древо скорбных рук - Рут Ренделл

Она сама придумала себе имя Бенет, и на «Бриджит» перестала откликаться. В упорной борьбе она отстояла свое решение. Отец смирился, но у матери прежнее имя часто срывалось с языка.

— Можешь ли ты простить меня, Бриджит? — повторила Мопса.

Мать стояла перед ней, жалкая, сникшая, безмерно одинокая, жаждущая хоть капли любви и сочувствия. У нее даже дыхание стало таким же прерывистым, как у Джеймса.

Хранить молчание и дальше было невозможно. Из одного состояния Мопса легко могла перейти в совсем иное, причем происходило это неожиданно, без какой-либо прелюдии. Просто в мозгу щелкнет и переключится какой-то невидимый тумблер.

— Мне нечего прощать. Ты была больна. И, кроме того, ты вовсе не была плохой матерью.

Прижимая к себе Джеймса, Бенет протянула другую руку и обняла мать за плечо. Она заставила себя это сделать. Мопса дернулась и мелко задрожала, словно напутанное животное.

Бенет поцеловала мать в щеку. Кожа ее была горячая, сухая, а в водянисто-голубых глазах светился разум.

— Мне нечего тебе прощать, поверь, — повторила Бенет. — Давай забудем все, что было. Давай… постараемся.

— Я все сделаю для тебя… В мире нет ничего такого, чтобы я тебе не достала… Все для твоего счастья.

— Я знаю.

Бенет осторожно разжала объятия, дотянулась до телефона, набрала номер врача.

— У него круп.

Безмерное облегчение, которое ощутила Бенет, готовая броситься на шею доктору Макнейл, по силе чувства могло последовать только после глубокого отчаяния, владевшего ею до диагноза врача.

— Я думала, что этим болели дети в викторианскую эпоху.

— Так было. Но болеют крупом и сейчас. Только современная медицина в состоянии сделать для бедных детишек гораздо больше, чем тогда. — Никак не желая пригасить эйфорию, охватившую успокоенную мать, доктор все же из осторожности прибавила гирьку к грузу, который Бенет уже собиралась сбросить с плеч. — Я все-таки советую положить его в больницу.

— Разве это необходимо?

— Это было бы правильнее. Там есть все оборудование для подобных случаев. Не думаю, что здесь вы смогли бы держать его в помещении, постоянно наполненным горячим паром. Ведь я права?

Доктору Макнейл было уже за шестьдесят. Через неделю-другую она собиралась уходить на заслуженный отдых. Бенет колебалась. Не чересчур ли устарели ее методы лечения? Паровая камера? Что это такое? Она представила горячий душ, включенный на полную мощность, ведра с чуть ли не кипящей водой, опрокидываемые в ванну, плотно закрытые двери и окна ванной комнаты. Но в ее доме одна ванная вообще не имела душа, а в другой он был безнадежно засорен и нуждался в замене.

— А все-таки, что из себя представляет круп?

— Если угодно, можно применить иное название — ларингит.

Оставив доктора у телефона, чтобы та дозвонилась в больницу, Бенет взяла Джеймса в кухню, где Мопса, следуя всем правилам образцовой хозяйки — в фартуке и резиновых перчатках — мыла чашки и блюдца. Тревога Бенет вновь поутихла. Круп — это всего лишь ларингит.

— Я поеду с тобой, — сказала Мопса.

Бенет предпочла бы оставить мать дома, но не знала, как тактичнее отказать ей. К тому же, вероятно, Мопсу не следует оставлять надолго одну, особенно ночью в малознакомом месте. К несчастью, получилось, что визит матери совпал с болезнью малыша. Стечение обстоятельств вынуждало Бенет сомневаться, насколько полезно будет вмешательство матери. Ее не покидала мысль о том, что когда люди говорят, что готовы сделать все для твоего блага, это совсем не означает согласие держаться в стороне, воздерживаться от ненужных советов и без обсуждений исполнять лишь то, что требуется в данный момент.

Как бы там ни было, но в конце концов Мопса с Джеймсом на руках расположилась на заднем сиденье машины. Ночь была ясная, но безлунная. По дороге Бенет вдруг вспомнила, что сегодня как раз празднуется День всех святых, Хеллоуин.

Она внесла закутанного в большое шерстяное одеяло Джеймса в просторный сводчатый вестибюль готического здания больницы, и оттуда их направили вверх на лифте в приемное отделение.

Не очень знакомая с больницами — она попадала туда лишь однажды, когда рожала Джеймса, — Бенет представляла себе больничную палату как протяженное пространство, уставленное вплотную кроватями в два ряда.

Но клиника Эдгара Стэмфорда состояла из маленьких комнаток с широким коридором в центре. Здание, как она слышала, служило в старину работным домом, где жили и трудились отторгнутые обществом бедняки, но после случившихся там пожаров его неоднократно перестраивали и наконец отдали под детскую больницу. О девятнадцатом веке напоминали лишь окошки с разделенными на маленькие квадраты стеклами и стрельчатыми арками.

В палате, предназначенной Джеймсу, его ожидал натянутый над кроваткой шатер, куда накачивался пар. Нянечка назвала это устройство ингаляторной палаткой. Малыш пробыл там около десяти минут, вначале протестуя, потом лежа спокойно, сжав в пальчиках руку матери, когда появился врач, чтобы его осмотреть. В дверях он предварительно снял с себя медицинский халат и аккуратно сложил на столике медсестры.

— У детишек обычно проявляется фобия к белым халатам. Приходится так поступать. Вообще-то я и сам не очень люблю щеголять в белом. Могут принять за мясника. — Он добродушно улыбнулся и представился. — Иэн Рейборн. Я регистрирую поступающих больных и ставлю предварительный диагноз.

Бенет обратила внимание на койку рядом с кроваткой Джеймса. Она была аккуратно застелена — простыни, одеяла, подушка.

— Можно мне остаться здесь с ним?

— Разумеется, если хотите. Для этого и приготовлена кровать. Туалет и ванна за соседней дверью. Мы как раз поощряем присутствие родителей. И гордимся заведенным у нас порядком — не то что в былые времена. Все меняется к лучшему.

— Я с удовольствием воспользуюсь вашими новыми правилами.

Забытая на время, Мопса выглядела потерянной и жалкой.

— А как же я? — робко подала она голос.

— Все на ваше усмотрение, как вы решите, — сказал доктор Рейборн. — А пока я вас ненадолго покидаю. Я думаю, что теперь в палатке Джеймсу станет легче.

Но пальчики Джеймса так и не разжимались. Бенет по-прежнему была встревожена.

— Ты можешь вернуться домой на такси, мама. Я спущусь с тобой и вызову тебе машину. Тебе не о чем беспокоиться. Тебя доставят домой в полном порядке.

Лицо Мопсы побелело, словно его макнули в известь. Казалось, она поддалась необъяснимому страху.

Палата была освещена очень слабо, единственная тусклая лампочка горела над умывальником, но и в этом сумраке от Бенет не укрылось, что глаза Мопсы остекленели. Впервые после ее приезда она заметила у матери такой взгляд, который предвещал любые неприятные неожиданности.