Ты веришь в судьбу? - Кэрол Мортимер

Нет! Она не должна! Семь лет она отказывала себе в роскоши воспоминаний о таком Вульфе, и нарушить этот запрет теперь, когда он без пяти минут чужой муж, было бы сущим безумием!

— Пусти меня, Вульф. — Она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза и не могла отвести взгляд от державших ее рук, чья смуглость так завораживающе контрастировала с бледностью ее кожи.

Столь долго гонимые прочь воспоминания накатили на нее с новой, полузабытой и оттого еще более острой болью. И, черпая в этой боли силы, о которых она и не подозревала, Син рванулась и освободилась из его рук-тисков.

Запястья саднило, но это был пустяк в сравнении с незаживающей душевной раной, нанесенной ей некогда этим человеком.

— Как поживает твоя семья? — Она постаралась вложить в обычный вроде бы вопрос максимум вызова и презрения.

— Семья? — переспросил он, и голос был подозрительно вкрадчив и мягок. — Остались только моя мать и Барбара.

Только? Да этих двоих больше чем достаточно! Его мать и Барбара... Та еще парочка!

— Ну и как они?

— Тебе действительно интересно?

Нет, конечно, ей неинтересно; ей было наплевать, но только эта возможность поговорить о них давала шанс отвлечь его внимание от телефонного звонка.

— Нет, — не стала лукавить она. Син не чувствовала угрызений совести, она не сомневалась, что и им нет до нее никакого дела. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что в свое время они отнюдь не были к ней равнодушны. Клаудиа Торнтон не упускала случая показать, что она категорически против отношений сына с какой-то Син. А Барбара... та вела себя совершенно иначе... Если она не изменилась, то у Син, разумеется, будет гораздо больше причин сочувствовать Ребекке.

— Так я и думал. — Вульф явно сдерживал рвавшееся наружу раздражение. Син устало вздохнула.

— Чего ты хочешь? Что толку ворошить прошлое? Лучше бы подумал о своем будущем, — добавила она, снова вспомнив странное поведение Ребекки.

— Ты это о чем? — Вульф пристально вглядывался в нее, гипнотизируя и обволакивая ее холодом.

Син не собиралась выдавать Ребекку и потому спросила как можно безразличнее:

— Ты любишь Ребекку Хэркуорт?

— А какое тебе дело до моих чувств к Ребекке? — выдохнул он.

Куда большее, чем ему до ее воображаемой дружбы с Джеральдом! Это что же получается — он может снова врываться в ее жизнь и требовать у нее отчета во всем, что никак его не касается, а ей отказывает даже в праве задать вопрос?!

— Твоих чувств, Вульф? — Она не скрывала насмешки. — Едва ли ты вообще что-то чувствуешь к этой девушке. — Син покачала недоверчиво головой. — Во всяком случае, ничего общего с тем, что должно вести к алтарю, — нахмурившись, договорила она.

Вульф снова навис над ней грозной скалой.

— А что ты сама-то в этом понимаешь? Разве тебя когда-нибудь волновало по-настоящему, что я чувствую?!

Это было нечестно. И несправедливо. В те несколько недель, которые перевернули всю ее жизнь, она была уверена, что хорошо знает и понимает этого человека. И пусть все оказалось потом не так, но этого знания и понимания у нее никто не отнимет. И она точно знает — да просто кожей чувствует, черт возьми, — ну не любит он Ребекку! Тогда зачем эта свадьба? Почему бы ему не жениться на той, на ком и впрямь следовало бы, — на Барбаре?

Син глядела на Вульфа, и слезы, застилавшие ей глаза, сотворили чудо: вдруг сгладились все острые углы и морщинки, и сквозь переливающуюся радугу проступило на мгновение такое знакомое лицо человека, который был ей некогда близок и дорог.

Она моргнула, стряхивая с ресниц влагу и наваждение. Перед ней снова стоял чужой человек, чье лицо было отмечено печатью горечи, чьи глаза больше не излучали удивительный теплый свет... Может, он и был таким всегда, а она просто не хотела этого замечать?

Да нет же, она не должна и не будет так думать! Иначе все, что она когда-то чувствовала к нему, не имеет смысла; а прошлые чувства значили для нее так много...

— Мы говорим не обо мне, Вульф. Почему ты женишься на Ребекке?

— А как тебе кажется, почему? — вернул он вопрос.

Син готова была отказаться от продолжения мучительного разговора, но тут припомнила приятельскую фамильярность Вульфа по отношению к Джеральду, их явную приязнь друг к другу, и ее осенило: теперь-то уж она точно знала ответ, знала, почему Вульф берет в жены эту девочку и почему Ребекка идет на этот брак.

— Деловое соглашение. Выгодная сделка. — Она взглянула на него, негодуя и сожалея. — Господи, Вульф, что с тобой случилось? Вот, значит, кем ты стал: законченным снобом, холодным и расчетливым дельцом, как Алекс...

— Алекса не трогай! Он мертв. — Вульф сжал кулаки.

Она знала о смерти его брата. Это случилось давно, когда они с Вульфом были еще вместе. Алекс разбился на вертолете, на котором летал на все переговоры в любые уголки страны и которым обожал управлять сам. Авария в Кембрийских горах, где вертолет попал в густой туман, положила конец полетам: Алекс и его помощник погибли на месте. Тогда казалось — гибель брата напрочь отвратила Вульфа от семейного бизнеса, свела на нет все попытки родных заменить им Алекса... А вот нынче он, похоже, переплюнул братца по части цинизма.

— Ты не можешь жениться на Ребекке только потому, что это сулит барыши твоему бизнесу, Вульф...

— И это говоришь мне ты? Ты, сбежавшая от меня сразу, как только начали сгущаться тучи?

— Неправда! — Вместо возмущенного крика — сдавленный шепот. — Неправда, у меня просто не было выбора, ведь ты...

— Продолжай, я — что? — Голос его был обманчиво вкрадчив. — Был недостаточно внимателен к тебе, когда погиб Алекс? А я-то думал, что ты все понимаешь. — Он болезненно поморщился. — Но ты быстро развеяла мое заблуждение. Ты решила, что вот оно — самое подходящее время сообщить мне, что ты снова встречаешься с Коллинзом. — Он разжигал себя воспоминаниями, пробуждая утихшую было ярость разоблачения. — Если только вы вообще переставали видеться, — с горечью договорил он.

— Что ты хочешь этим сказать? — Син почувствовала, что сердце сжало тисками.

— А то, что Коллинз появился в твоей жизни до меня. Мы же были знакомы считанные недели; вполне логично предположить, что...

— Что, признаваясь тебе в любви, я продолжала интрижку с Роджером?! — Теперь ее голос звенел обвиняюще, глаза сделались темно-фиолетовыми от обиды и гнева. — Ради Бога, Вульф, не приписывай мне своих грехов.

— То есть? — В его глазах плескалось, янтарное пламя.

— То и есть. — Син тяжело вздохнула. — Впрочем, это уже не важно.

— Как раз наоборот, — он испытующе смотрел на нее, — иначе ты бы промолчала.

Он сжал ее плечи, и она вновь ощутила жуткую слабость от столь опасной близости и свою полную беспомощность перед этой опасностью.