Тысячелетний мальчик - Росс Уэлфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если ты смешаешь жидкость из жемчужины жизни со своей кровью, то перестанешь стареть. Это не сделает тебя полностью бессмертным: ты по-прежнему сможешь погибнуть в битве или умереть от болезни или – как получилось у отца – от несчастного случая.
Мама рассказывала, что жемчужины жизни достались ему, когда он сражался с бродягами, напавшими на маленькую деревню. Я любил эту историю.
– Как истинный и благородный воин, – говорила мама, – он обменял эти жемчужины на жизнь одного из бандитов.
– Немедленно он использовал одну из них для себя лично. Сделал два надреза на своей руке и выдавил туда жидкость из одного стеклянного шарика. Осталось ещё четыре. Доблестный Эйнар, однако, знал: шарики так драгоценны, что любой, владеющий ими, подвергается опасности. Люди готовы убить ради вечной жизни. Поэтому он никому ничего не говорил, пока не встретил…
– Тебя! – всегда влезал в повествование я, и мама улыбалась.
– Да, ты прав. В то время ему уже исполнилось сто сорок лет. Он жил в стране данов[1] и говорил на их языке. Мы были женаты всего шесть месяцев, когда я узнала, что беременна тобой, Алве.
(«Мы поженились по любви, – не уставала повторять мама. – Тогда это было редкостью». Тысячу лет назад любовь была далеко не главной в списке причин для женитьбы – она уступала по значимости семейным связям, богатству и безопасности.)
Мама была бедной, отец – нет. Люди завидовали маме: повезло же выйти замуж за богатого и красивого Эйнара из Готланда. А когда люди завидуют, они начинают болтать. Дело дошло до обсуждения возраста Эйнара. Странно, – говорили они, – старейшие жители деревни помнят его со своего раннего детства.
Может ли он быть одним из сказочных Бессмертанов?
К тому времени Бессмертаны стали такой редкостью, что многие считали их выдумкой путешественников или тех, кто общался с жителями других стран. Например, рассказывали истории о просторах юга, где обитают четырёхногие существа с такими длинными шеями, что существа эти могут доставать листья с верхушек деревьев; где в реках живут жирные лошади; где можно встретить крошечных волосатых людей, которые имеют длинные хвосты и качаются на ветвях.
Никто не знал, что здесь правда, а что вымысел. Могли и Бессмертаны быть плодом фантазии путешественников.
Когда мой отец узнал про разговоры о его слишком длинной жизни, он не захотел рисковать. В надежде, что он сам, его жена и ребёнок будут в безопасности, Эйнар решил начать новую жизнь на земле бриттов. Как оказалось, он не ошибся… почти.
Он спас маму и меня. Но себя он не спас.
Эйнара из Готланда невозможно было узнать, когда он стоял на деревянном причале города Рибе, что находился на западном берегу Дании. С ним уезжали Хильда, его жена, и маленький ребёнок – я. Всё было именно так, как он хотел.
Эйнар сбрил бороду, постригся и оделся, как подобает купцу среднего ранга. Не слишком богатому, чтобы не привлекать внимание, но и не слишком бедному, чтобы никто не усомнился в его способности оплатить путешествие на корабле до Берниции, на землю бриттов.
В Рибе Эйнара никто не знал, но он не хотел рисковать. Мы остановились недалеко от города. Отец, как рассказывала мама, сильно нервничал. Ему казалось, что его преследуют. Хильда уже была Бессмертаном. Кровавая процедура была проведена в ночь их свадьбы. На новой земле, вместе с сыном, они собирались жить вечно.
Если получится.
Эйнар заплатил за проезд на грузовом корабле. Тот направлялся через Северное море, с первой остановкой к северу от старой римской стены. Там корабль должен был оставить груз и принять на борт новый, а затем проследовать дальше, до устья реки Тайн.
Капитан велел подождать четыре дня или, может быть, пять, в зависимости от погоды – пока ветер не станет попутным. Грузовые корабли ходили под парусами, а не на вёслах, как драккары. Поэтому если ветер дул с запада – как это обычно бывало, – путешествие к новой земле становилось нелёгким предприятием.
Через неделю ветер поменялся. Не прошло и дня, как старый изношенный кнорр с грязными залатанными парусами и ветхими просмолёнными канатами выскользнул из гавани Рибе. Отец взошёл на борт отдельно от мамы. Во время путешествия они собирались притворяться чужими. Жемчужины отец отдал маме, чтобы они были в большей сохранности на случай, если кто-нибудь его узнает.
– Пока мы не сойдём на землю, – приказала мне мама с самым серьёзным выражением лица, с таким же она потом всякий раз пересказывала эту историю, – ты не должен заговаривать с папой.
Она рассказывала, что я удивился, но сделал всё правильно. По её словам, я всегда был хорошим и послушным мальчиком.
Мы взяли с собой очень мало багажа: каждый – по одной джутовой сумке. Я ещё прихватил плетёную корзинку с котёнком, которого я назвал Биффа. Это было не имя и не слово. Думаю, мне просто нравилось, как оно звучит.
Уединиться на корабле было невозможно. Если кому-то требовалось помочиться или того больше, делать это приходилось прямо в море, раскачиваясь вместе с кораблём на серых волнах. Члены экипажа вообще не переживали: они спускали штаны и перевешивались задницами через борт.
Так мы потеряли отца, рассказывала мама. Никто не видел, как он упал. Ветер усилился, капитан приказал убрать паруса, и корабль то взлетал на волне, то падал обратно. Когда корабль вздыбился на белом гребне, папа, как это обычно делали все, забрался на самый край кормы. В некотором смысле там получалось укромное место – за мешками, привязанными верёвками. Мешки отчасти закрывали от посторонних взглядов, а на верёвке можно было повиснуть.
На корме папу видели в последний раз.
Мама первой заметила его отсутствие. Все, чтобы не вымокнуть, стояли близко друг к другу. Она спросила:
– А где Эйнар?
Когда стало понятно, что произошло, капитан развернул корабль носом к шторму и начал лавировать туда-сюда. Мы прошли назад даже больше, чем по курсу, – на случай, если отца отнесло течением. Но не нашли никого. Даже если он кричал с воды, скорее всего его никто не услышал из-за шума волн, ветра и скрипа старого корабля.
Какая нелепая смерть. Я до сих пор переживаю, хотя почти не помню отца. С тех пор прошли столетия, но боль не отпускает меня, несмотря на множество грустных и ужасных вещей, с которыми я встречался в жизни.
– Тяжелее всего, – говорила мама, – что нам нельзя было горевать. Мне приходилось притворяться не более расстроенной, чем остальные, кто едва его знал. И объяснять твои слёзы тем, что ты маленький и любая смерть огорчает тебя, а не тем, что ты потерял отца.
– Но почему? – обычно спрашивал я.
– Таков был план – спрятаться от охотников за жемчужинами. И я следовала ему. До сих пор мне не известно – не столкнули ли его специально. На корабле был один пассажир: дьявол со злыми глазами и огромной чёрной бородой. Он с твоим отцом повздорил. Я знаю, что Эйнар ему не доверял. Когда ты заплакал от холода, он приказал мне: «Заткни своего дитёнка!» А когда ты выл по упавшему за борт человеку, твоему отцу – хотя этого никто и не знал, – он пригрозил, что выбросит тебя в море вслед за ним.