Зубы настежь - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога повела меня через город вдоль ряда аккуратных домов,красивых и ухоженных, к северным воротам. Там стражи выглядели помрачнее,оружия на них побольше, а сама стена была в оспинах от ударов таранами, тяжелыхглыб из баллист и катапульт, в черных потеках застывшей смолы.
Стражам явно не хотелось отворять ворота, но посмотрели наменя, засопели, один вытащил, упираясь в скобы подошвами, длинный засов, другойнавалился на створки ворот. Я сидел в седле надменный как жаба после дождя,раздувал грудь пошире, а когда стало невтерпеж показать мышцы, закинул руку заголову и, вздувая мышцы предплечья и груди, поправил обруч, заодно любовнокоснувшись рукояти меча.
За воротами дул холодный и злой ветер. Корчма возвышалась вдвух полетах стрелы, я хорошо видел открытые ворота, туда въезжали на повозкахи верхом, Из закопченной трубы поднимался ровными кольцами синий дым, на трубевиднелись темные комья, явно вороны, а на крыше пламенело нечто красное какокровавленный клок мяса, даже шевелилось. Не сразу понял, что это освещенноебагровыми лучами заходящего красного гиганта гнездо аиста с самим хозяиномгнезда.
Навстречу мне двое горожан, явно супруги, одетые оченьприлично, тащили волоком упирающегося подростка. Тот орал, ревел, размазываяслезы, жалко оглядывался на удаляющуюся корчму. Сзади шел третий, одежкой иликом похожий на волокомого, злорадно пинал в задницу и приговаривал:
– Тебе ж сказала маменька... ы-ых!.. что в такое местоприличным... ы-ых!.. нельзя, мать твою...
Родитель оглянулся в ужасе:
– Ромуальдик!... Разве можно такие ужасные слова?.. Гдеты услышал?
– Мимо корчмы проходил, – нашелся тот. Пнулмладшего брата в зад, добавил злорадно, – и вот от него, дорогие моиродители!
– Ужас, – пролепетал потрясенный родитель. –Ужас! Такой приличный ребенок!.. Из хорошей семьи... и чтоб в корчму? Будто нетбашни из слоновой кости, где ведутся неспешные беседы о форме ушей эльфов изначении аккордов лютни Сауроура!
Чадо, которому выкручивали руки, перестало реветь ибрыкаться, волоклось уже суровое и насупленное. Ворот был разорван, открываячересчур широкую для ребенка из приличной семьи грудь, под глазом растекалсякровоподтек, что опять же говорило о мятежности духа, могущей привести либо намостик пиратского корабля, либо на пост мэра города. Глаза блестели упорством,челюсти упорно сжаты.
Наши глаза на миг встретились. Я подмигнул, подростокпросветлел, а все окружающее, напротив, померкло, скукожилось и стало серым какпыль на мудрых книгах.
За воротами был широкий двор с колодцем посредине, длиннымкорытом, и просторной коновязью под стенами приземистого сарая. Массивный воротскрипел, цепь быстро наматывалась на бревно. Двое молодцев торопливоподхватывали широкую бадью, вода плескала им на ноги. Ее быстро выливали вкорыто, цепь начинала освобождено разматываться, унося бадью на дно колодца.
У коновязи с десяток коней, отроки суетятся, подвязывают кмордам сумки с овсом, Неспроста, мелькнуло в меня в голове. Можно бы отвести вясли, покормить и напоить, пока хозяин насыщается... Но даже седел не снимают!
Я слез с коня, бросил поводья в лицо набежавшего подростка.Надеюсь, я правильно все сделал, так в американских фильмах бросают ключ откадиллака.
Когда направился к крыльцу, дверь с треском распахнулась. Изкрасного как горящая печь зева вылетел в клубах дыма мелкий грязный человек,красиво растопырив руки и с диким воплем.
Вместе плавного полета, как я почему-то ожидал, он грохнулсяо ступени и скатился кубарем, оставляя по всему крыльцу кровавые сопли и слюни.Я брезгливо обошел сторонкой. Дверь еще дрожала, ударившись о стенку.
В лицо шарахнул мощный запах жареного мяса с луком ичесноком, аромат тонкого вина и местного пива, а также запах немытых тел. Яшагнул в горячий воздух, красный от сполохов пламени: как от огромного очага,откуда багровые языки пытаются достать балки под сводом, так и от россыпей крупныхкак валуны рубиновых углей, светящихся изнутри как драгоценные камни, чтозаполнили широкий словно Темза камин.
Рядом с камином расположился очаг из неотесанных глыб. Целыестволы дубов догорали там и на моих глазах рассыпались на пурпурные глыбы. Дальшевдоль стены тянулся ряд закопченных жаровен. Из чадящего пламени тяжелымиволнами как расплавленная смола тек запах подгорающего мяса. Свод тонул в тучедыма, Под дальней стеной на таких же полыхающих жаровнях тоже шипели ишкварчали широкие ломти мяса, я слышал пронзительное шипение, а на огромномвертеле над россыпью углей медленно поворачивали целого быка.
Грудь моя шумно и до треска ребер вздулась, с удовольствиемвбирая этот горячий воздух, кровь сразу разогрелась до вскипания. В корчмегремел морской прибой человеческих голосов, прорезаемый только пьяными воплями,песнями, изредка звоном посуды. За широкими столами веселились крупные мужчины,одетые большей частью бедно, но я сразу заметил на их поясах дорогие ножи,некоторые сидели с широкими кожаными перевязями через плечо, а из-за спинвыглядывали длинные рукояти непростых мечей.
За ближайшим от меня широким и длинным столом расположиласьсамая многочисленная кампания. Среди них был даже эльф, но не тот, о форме ушейкоторых спорят эстеты, у него и уши не то порванные, не от обгрызенные, а сам стакой разбойничьей рожей и вороватыми глазами, что я невольно пробежал пальцамивдоль пояса, где обычно носят кошели.
С торца стола насыщались два гиганта, а пили едва ли небочонками, утробно взревывали, утирались рукавами, пьяно братались, рычали одинна другого, а из-под верхних губ выглядывали хоть и желтые, но длинные и острыеклыки. Справа и слева мрачно тянули пиво угрюмые существа, челюсти выдвинутывперед как у немецких рыцарей, лбы не шире моего мизинца, под массивныминадбровными уступами можно прятаться от дождя. Глубоко запавшие глаза горятярко красным, а лица покрыты серой шерстью как у видавших виды горилл.
Я осматривался с оторопью, пока не напомнил себе, что этокорчма варваров, а варвары не утруждают себя созданием высоких технологий:римские доспехи, как и половецкие малахаи, мощные пластинчатые луки персов илидлинные кельтские мечи – это все захвачено в набегах, выменено на пленныхпатрициев, потому на оборванце в дырявых сапогах пояс с настоящими золотымибляшками, а меч, что торчит из-за правого плеча, из лучшей дамасской стали.
Пробравшись к столу со свободным местечком, я перенес ногичерез лавку, сел, положив руки на столешницу и расставив локти. Напротивугрюмый бородач оторвался от кружки с пивом, его черные глаза уставились наменя с пьяной недоброжелательностью. Справа темной глыбой нависал над краемстола панцырный нечеловек, весь в роговых пластинках, только глаза какраскаленные уголья, с которых ветром смахнуло пепел, да красные вывернутыеноздри трепещут подобно щупальцам актинии на охоте. Перед ним исходил ароматнымпаром бараний бок с кашей, я сразу для себя назвал этого едока Собакевичем.