Дама номер 13 - Хосе Карлос Сомоса

– Дом здесь, в Мадриде, в одном из кондоминиумов на окраинах.

– Откуда вы знаете, что это тот самый дом?

– Это он.

факты

– Вы там уже побывали?

– Еще нет.

– Тогда где же вы его увидели?

таковы факты

Рульфо открыл папку и вынул несколько распечаток. И разложил их на столе перед Бальестеросом:

– Я собрал заметки. Предупреждаю вас, подробности неприятны.

– Да я привычен к неприятным подробностям. – Бальестерос надел очки для чтения.

Факты представляли собой следующее.

В ночь на двадцать девятое апреля, M. Р. Р., двадцати двух лет,

Фотографии.

проникнув в дом номер три по Каштановой аллее, принадлежавший

Фото жертвы.

Улыбка.

Дом с белыми колоннами.

Почти все репортажи были извлечены из Интернета, а качество печати было не на высоте. Но текст с лихвой возмещал то, чего не могли показать фотографии. Испытывая некоторую неловкость, Бальестерос взглянул на Рульфо поверх очков:

– Кажется, припоминаю. Ужасное преступление, но не единственное в своем роде. И при чем здесь оно?

– Именно это преступление снится мне вот уже две недели подряд.

– Вы могли узнать о нем из новостей. Здесь говорится, что оно случилось в ночь на двадцать девятое апреля этого года. Полугода не прошло. И о нем сообщали по телевизору.

– Но я не смотрю новости по телевизору. Клянусь вам, я ничего не знал об этом до тех пор, пока не начались мои кошмары.

Бальестерос в задумчивости принялся теребить бороду. Потом указал на один из снимков:

– Это она?

– Да. Это и есть та женщина, которая мне снится. Та, что просит у меня помощи. Ее зовут Лидия Гаретти. Она итальянка, ей было тридцать два, богатая, не замужем, с некоторых пор жила в Мадриде. Я не был с ней знаком. Никогда раньше ее не видел и никогда о ней не слышал.

Рульфо пристально смотрел на Бальестероса, словно подстрекая высказать сомнение. Первые признаки озноба, легкое дуновение ужаса побежало мурашками по спине и затылку доктора. Он снова задавался вопросами: в своем ли уме этот тип? не розыгрыш ли все это? или же, чем черт не шутит, не болезненная ли мания психически неуравновешенного человека? Но что-то побуждало доктора верить этому человеку – быть может, взгляд карих глаз, в котором читался куда более сильный страх, чем тот, что мог ощутить он сам.

– А парень, который ее убил? – Бальестерос показал на другой снимок.

– Его я тоже никогда не видел. Это молодой наркоман, зовут его Мигель Робледо Руис, он уже попадал в полицию – мелкие кражи.

– Интересно, с чего это ему вдруг пришло в голову устроить такую резню? – пробормотал Бальестерос. – С ума он сошел, что ли… Да, а что там с этим вашим аквариумом с зеленой подсветкой?

Рульфо отрицательно покачал головой:

– О нем не упоминается.

– Как же вам удалось раздобыть столько информации?

– Я случайно увидел на экране телика этот дом. Это было ночью, по чистой случайности. Шло какое-то ток-шоу, говорили о зле и, чтобы не быть голословными, показывали сюжеты из новостей о недавних преступлениях. Я позвонил в редакцию канала, который делал передачу, и мне назвали кое-какие имена. Потом я стал искать в Сети. Это убийство произвело впечатление, наделало довольно много шуму, да и случилось не так уж давно, так что доступной информации оказалось много.

– В любом случае преступление было раскрыто, и виновный в данный момент так же мертв, как и его жертвы. Вот здесь пишут об этом. – И Бальестерос ткнул толстым указательным пальцем в бумаги. – Робледо вскрыл себе вены, после того как сжег расчлененное тело этой бедной итальянки в саду… Полиция нашла его труп в доме, рядом с телами служанок и обугленными останками их хозяйки… Сообщников у него не было. Тут уж ничего не поделаешь, дело закрыто… Но за что, почему? – Он вдруг замолчал, осознав, что чуть было не сел в лужу, чуть не задал какой-нибудь странный вопрос вроде: «И почему эта женщина просит помощи именно у вас?» – Нет-нет, я уверен, что все это имеет свое объяснение, и очень простое… – Он снял очки и потер глаза.

Через окно наползали сумерки. В следующий миг дверь кабинета распахнулась и охранник объявил, что поликлиника закрывается. Доктор кивнул. А когда они вновь остались вдвоем, спросил:

– Почему вы пришли с этим рассказом ко мне?

Рульфо пожал плечами:

– Не знаю. Возможно, по принципу do ut des[4]: ты сделал то, я делаю это… Можно назвать это взаимностью. Вы помогли мне вчера – сказали, что причина моих кошмаров – тяжелые воспоминания. А я захотел помочь вам сегодня, показав, что тяжелые воспоминания объясняют далеко не всё. И точка. Я знаю, что вы мне не верите, но мне это до лампочки.

Бальестерос взглянул на него. А потом стукнул по столу колпачком авторучки, словно в знак того, что принял решение.

– Отсюда я должен уходить. Но этот вечер у меня свободен. Как вы думаете, не стоит ли нам взглянуть на этот дом вблизи? Здесь есть адрес…

Доктор почти развеселился, заметив, что удивленным из них двоих впервые оказался не он.

– Я и сам думал поехать, но…

– Ну так поедем вместе, на моей машине. – Выражение лица Рульфо заставило его улыбнуться. И он добавил: – Можете считать это взаимностью.

Всю дорогу они молчали. Рульфо раскрывал рот только затем, чтобы спросить разрешения закурить и время от времени, взглянув на план города, подсказать сидящему за рулем доктору, куда сворачивать в этом лабиринте безлюдных аллей. Бальестерос сделал вывод, что им не о чем говорить, кроме как на ту странную тему, что свела их вместе. С другой стороны, отсутствие диалога дало возможность предаться размышлениям. В отличие от Рульфо, себя он считал человеком осторожным. Его удивляли как стремительность, с которой он поверил этому незнакомцу, так и несвойственное ему, но им самим принятое внезапное решение посетить дом. По первому пункту он тем не менее мог положиться на свой профессиональный опыт, который говорил за то, что Рульфо не сумасшедший и что он не лжет. Он сам мог быть обманут, но никого обманывать не пытался. Немногословность Рульфо была вполне понятной: этот человек выглядел таким же сбитым с толку, таким же с головой погруженным в необъяснимое, как и он сам. А что касается его собственной идеи поехать взглянуть на дом… Что ж, кажется, и в свои годы он еще может удивлять себя.

Это был один из загородных кондоминиумов. Названия его улиц вызывали в памяти волшебные сказки: аллея Араукарий, улица Вязов… Но окружающее, несмотря на зелень и тишину, тотчас же развеивало наваждение: высоченные стены, решетки, охранники, охранные системы и камеры наружного наблюдения окружали весь квартал, защищая от глаз любопытных жилые дома. Но скрыты они были не одинаково: относительно небольшие дома лишь слегка прикрыты, а самые солидные загорожены до состояния полной неразличимости, как будто степень приватности была значительно большей роскошью, чем система «умный дом» в максимальной комплектации.