Дама номер 13 - Хосе Карлос Сомоса

они взглянули друг на друга, рассеянно

Тревога, которую вселило в нее это случайное открытие, заставила ее допустить пару промашек с клиентом (он оказался, в конце концов, мужчиной). К счастью, этот тип был пьян и не обратил внимания.

Они рассеянно взглянули друг на друга.

Автобус высадил ее у входа на территорию кондоминиума, девушка бесшумно прошла по тротуару и остановилась за его спиной в тот самый момент, когда открывалась железная дверь. Он ощутил ее присутствие и обернулся. Они молча смотрели друг на друга, словно каждый ждал, что заговорит другой.

– Ты здесь… живешь? – осторожно спросил мужчина.

Она отрицательно покачала головой.

Плотные тяжелые тучи придавали объем небу, нависшему над головами. Дождь все еще сеялся. Из приоткрытых губ девушки вырвался парок. Казалось, она, не решаясь что-либо предпринять, ждет нового вопроса.

Вдруг лица превратились в знаки, почти в слова, а дрожащие губы раскрылись. Оба, сами не ведая как, одновременно поняли, что происходит.

Изумление захлестнуло, почти сбило с ног, и Рульфо счел за лучшее совладать с ним, спокойно побеседовав в салоне машины. Спустя полчаса оба уже хорошо знали как имена друг друга, так и детали своих кошмарных снов. Девушка назвалась Ракелью, но это имя могло быть и псевдонимом, поскольку говорила она с сильным акцентом – то ли центральноевропейским, то ли, с еще большей вероятностью, одной из стран Восточной Европы. На взгляд Рульфо, ей было лет двадцать. Ее волосы струились по спине подобно волнистому, цвета воронова крыла водопаду, а кожа была ослепительной, почти мраморной белизны. Густые брови, огромные глаза – черные-пречерные, чуть раскосые – и губы, подобные таинственному живому существу с красноватой плотью, делали ее лицо чарующим, но в то же время и странным, каким-то далеким. Она сидела на переднем пассажирском сиденье – прямая, не глядя на него. Кожаная курточка, обтягивающая бедра мини-юбка и кожаные сапоги, дополненные черными чулками, составляли все ее одеяние; под одеждой изгибами змеи проступали соблазнительные формы этого удивительного тела. Это была самая красивая женщина из тех, что когда-либо занимали переднее пассажирское сиденье в его машине. Самая красивая из тех, кого он когда-либо знал. Даже Беатрис не поразила с такой силой его воображение при первой встрече.

Было действительно трудно отвести от нее глаза, но на несколько секунд это удалось, и он перевел взгляд на темневшую за лобовым стеклом ночь. И стал размышлять о том, что их соединило (конечно, если она сказала ему правду… но с какой стати ей врать?) и привело к этой встрече, этому катарсису взаимного узнавания. Он вновь взглянул на нее и сказал:

– Ты знала Лидию Гаретти? Была как-то связана с тем, что здесь произошло?

– Нет.

– А почему ты решила прийти сюда этой ночью?

– Не знаю…

По-видимому, Ракель обладала навыком послушания, но не навыком вербального выражения идей. Она порывалась ответить немедленно, но сразу сбивалась и умолкала, раздумывая над продолжением реплики. Как будто ее слова, произнесенные серьезным, богатым оттенками голосом, являлись порождением ее гортани, а не мыслей.

– Я увидела фотографию дома и прочла репортаж сегодня утром и… Ну и пришла.

Два глаза цвета угля скользнули по его лицу, но почти тут же убежали в сторону. Рульфо покачал головой:

– Невероятно… Мы не знаем друг друга, нам обоим неделями снится одно и то же, мы оба получили информацию о том, что дом существует в реальности, и пришли сюда в одну и ту же ночь, в одно время… Черт возьми! – Он негромко рассмеялся.

Она молча кивнула. Внезапно смех Рульфо оборвался. Он вновь повернулся к этой невообразимо красивой девушке.

– Мне страшно.

– Мне тоже, – отозвалась Ракель.

– Слушай меня. – Приказ этот явно был лишним: хотя она на него и не смотрела, но слушать-то она слушала. Как ни парадоксально, именно в это мгновение она взглянула на него в первый раз. – Клянусь, я не верю в привидения, НЛО, сны, становящиеся явью, и тому подобную фигню, понимаешь?

Девушка утвердительно кивнула головой и одновременно пропела:

– Да.

– И я не думаю, что сошел с ума… Но я знаю, что есть что-то, что привело меня сюда, что привело сюда нас обоих, и оно хочет, чтобы мы вошли. – Он подождал ответной реакции, но ее не было. – Ты можешь поступать, как тебе захочется, но я пойду туда. Я хочу знать, что там такое.

Он открыл дверь машины.

Его удивил прозвучавший ответ:

– Я хочу уйти отсюда, но пойду с тобой.

– А почему ты хочешь уйти?

На этот раз ему пришлось ждать ответа дольше. Девушка смотрела прямо в лобовое стекло.

– Я предпочла бы продолжать видеть сны.

Дом был открыт.

Рульфо никак не мог объяснить себе каким образом, поскольку часом раньше они вместе с Бальестеросом имели возможность убедиться в обратном, но факт оставался фактом. Они с девушкой прошли через сад под сеющим с неба дождиком, потом мимо каменного фонтана, поднялись по ступеням окаймлявшей дворик колоннады и тихонько толкнули парадную дверь, расширив тем самым щель между половинками двойной двери.

– Здесь есть кто-нибудь? – окликнул Рульфо.

Никто не ответил. Внезапно в нос ударил запах дерева, кожи и растений.

– Есть тут кто-нибудь?

Темнота и молчание были на грани абсолюта. Рульфо пошарил по стене и нащупал несколько выключателей. Зажегся свет, его источником оказались бра, и этот отражавшийся от стен свет создавал еще более тревожную атмосферу, чем потемки.

Девушка вошла в дом, Рульфо последовал за ней. Закрыв за собой дверь, он ощутил нечто странное: как будто бы за его спиной развели мост. Как будто их лишили последней возможности принадлежать к внешнему миру.

И вот они уже внутри, что бы это ни означало.

Скульптура, амфоры, вазоны высотой с ребенка, застывшие в камне звери, ковры, изящная мебель… Как к этому относиться? Назвать это «роскошью» было бы неправильно. Слово «антиквариат» несколько лучше встраивалось в этот мир ценностей, пыли и тишины, однако Рульфо подозревал, что антиквары держат такие вещи не дома, а в своих магазинах. Все вещи были в полном порядке, как будто их владелица все еще здесь жила.

– Вот она, – произнесла Ракель.

Сеньорита Гаретти, стройная, элегантная, с короткими черными волосами, подстриженными по моде двадцатых годов, стоя во весь рост, смотрела на них с большого, в натуральную величину модели, полотна, висевшего на задней стене. На ней был узкий, облегающий черный парадный костюм с атласной отделкой, причем жакет без рукавов с отворотами цвета фуксии выставлял на всеобщее обозрение ее белоснежные плечи и обнаженные руки. «Добро пожаловать», – читалось на ее лице. Тем не менее алые губы не улыбались.