Есть, молиться, любить - Элизабет Гилберт

В течение всего ритрита я сидела в глубине храма и наблюдалаза тем, как участники медитируют в полутьме и абсолютной тишине. Моя работа —заботиться об их удобстве, внимательно следить за любыми возникающимипроблемами и требованиями. На время ритрита ученики приносят обет молчания, и явижу, как с каждым днем они все глубже погружаются в тишину, окутывающую весьашрам. Из уважения к участникам ритрита и мы ходим почти что на цыпочках, дажеобедаем в тишине. Прежняя разговорчивость исчезла без следа. Даже я притихла. Вашраме стоит тишина, как посреди ночи, полное отсутствие звуков, когда кажется,что время остановилось, — обычно такое испытываешь в три утра, находясь вполном одиночестве, а сейчас тишина висит в воздухе средь бела дня, и все вашраме это чувствуют.

Я не знаю, о чем думают сто человек во время медитации, незнаю, что они чувствуют, но мне прекрасно известно, что они стремятсяпережить, — и я ловлю себя на мысли, что постоянно молюсь о них, обращаяськ Богу со странной просьбой: пожалуйста, награди этих людей теми дарами, что,возможно, приготовлены для меня. У меня нет намерения входить в медитациюодновременно с участниками ритрита; я должна присматривать за ними, а незаботиться о собственном духовном прогрессе. Но каждый день меня словноподхватывает волна их общего религиозного стремления — говорят, грифы умеютвзлетать на потоке раскаленного воздуха, исходящего от земли, поднимаясь из-заэтого намного выше, чем смогли бы силой собственных крыльев. Вот инеудивительно, наверное, что подобное происходит со мной именно сейчас. Однаждыв четверг после обеда в храме — за выполнением своих обязанностей дежурной, созначком на груди и все такое — я неожиданно натыкаюсь на портал Вселенной, именя переносит в самый центр ладони Бога.

Как читатель и человек, находящийся в духовном поиске, явсегда испытываю разочарование, дойдя до этого места в чужих рассказах одуховном пути, — я имею в виду описание того, как душа оказывается вневремени и сливается с бесконечностью. От Будды до святой Терезы, суфийскихмистиков и моей собственной гуру многие великие люди столетиями пыталисьвыразить словами, что означает стать единым целым с Богом, — и этиописания всегда оставляли у меня чувство неудовлетворенности. Очень часто в нихможно встретить прилагательное, которое меня просто бесит — «неописуемый». Нодаже самые красноречивые из повествующих об этом религиозном переживании —Руми, «оставивший все усилия и привязавший себя к рукаву Бога»; Хафиз,описывавший себя и Бога как двух толстяков, помещенных в одну маленькую лодку —«мы все время натыкались друг на друга и смеялись», — даже эти поэты меняразочаровывают. Мне мало читать об этом, мне нужно тоже такое пережить. ШриРамана Махарши, любимый гуру индийцев, подолгу рассказывал ученикам о своемтрансцендентном опыте, но каждую беседу завершал словами: «А теперь идите иузнайте сами».

Вот я и узнала. И не буду заявлять, что то, что я испытала втот четверг в Индии, было неописуемым, — хотя именно так и было. Я все жепопробую описать. Говоря простым языком, меня затянуло в тоннель Абсолюта, и вкруговороте я вдруг достигла полного понимания законов Вселенной. Я вышла изсвоего тела, вышла из комнаты, вышла с этой планеты, шагнула сквозь время ипогрузилась в бездну. Я была внутри бездны, но одновременно и сама была безднойи смотрела на нее со стороны. В этом месте царило безграничное спокойствие имудрость. Бездна обладала сознанием и разумом. Бездна была самим Богом, значит,я была в Боге. Но не примитивно физически — не то что Лиз Гилберт стала мышцейБожьей ноги или чем-то еще. Я просто стала частью Бога и самим Богом. Яодновременно была крохотной крупинкой Вселенной и всей огромной Вселенной.(«Все знают, что капля вливается в океан, но мало кто догадывается, что и океансливается с каплей», — писал мудрец Кабир. И я могу на собственном опытезасвидетельствовать, что это действительно так)

Мои ощущения не имели ничего общего с галлюцинациями. Этобыло обычное событие. Я попала в рай, испытала глубочайшую любовь, не сравнимуюни с чем, что испытывала прежде, но не впала в эйфорию. Это не было похоже навозбужденное состояние. У меня не осталось эго и страстей, вызывающих эйфорию ивосторг. То состояние, которого я достигла, будто всегда было на ладони. Такбывает, когда долго смотришь на оптический обман, напрягаешь глаза, чтобыразгадать его секрет, и тут вдруг видишь, что две вазы на самом деле не вазы, адва лица. А раз увидев оптическую иллюзию, уже никогда не поведешься на тот жефокус.

«Так значит, вот Ты какой, Бог, — подумала я. —Что ж, карашо пожаловать.»

То место, где я находилось, нельзя описать как принадлежащееэтому миру. Оно не было ни темным, ни светлым, ни большим, ни маленьким. Этовообще было не место, и я там, по сути, не находилась, и «я» вообще была не я.Мои мысли по-прежнему были при мне, но они притихли, усмирели и носили чистонаблюдательный характер. Я ощутила не только непоколебимое чувствосопричастности и единства со всем и всеми окружающими, но и смутное иудивительное для меня чувство непонимания — как это люди вообще могут ощущатьсебя иначе? У меня также вызвали легкое недоумение мои прежние представления отом, кто я и кем являюсь. Я, женщина, американка, общительный человек,писательница, — все это казалось таким крохотным и… неактуальным. Какможно загонять себя в крошечную коробочку собственной личности, когда ощущаешьсвою бесконечность?

Я спросила себя: зачем было гоняться за счастьем всю жизнь,когда оно все время было рядом?

Не знаю, как долго я витала в волшебном поднебесье, ощущаяединство со всей Вселенной, прежде чем у меня не возникла внезапная итребовательная мысль: «Я хочу, чтобы это чувство длилось вечно!» Вот тогда меняи вытолкнули из тоннеля. Всего двух коротких слов — я хочу! — былодостаточно, чтобы начать спуск обратно на землю. И тут мой ум запротестовал —нет! Не хочу отсюда уходить! — и я полетела вниз.

Хочу!

Не хочу!

Хочу!

Не хочу!

С каждым повторением этих отчаянных мыслей я падала все нижеи ниже сквозь слои иллюзий, как персонаж комедии, упавший с крыши и проломившийпо пути с десяток козырьков. Возвращение моих бессмысленных желаний означалопуть назад, в мой маленький мирок, к моей земной ограниченности, скупой историимоей жизни, уместившейся на одной страничке. Я наблюдала, как ко мневозвращается мое Я, и это было похоже на постепенно проявляющийся полароидныйснимок, с каждой секундой становящийся четче и четче: вот лицо, вот морщинывокруг губ, вот брови — вот и все, конец, мой привычный прежний облик Меняпробила паническая дрожь, легкий болевой укол от утраты моего божественногоопыта. Но вместе с паникой я ощутила и присутствие наблюдателя, мудрой иповзрослевшей себя, которая лишь покачала головой и улыбнулась. Эта мудрая японимала, что если я смогла поверить, что блаженство можно у меня отнять, тоеще ничего не постигла. И потому не готова навсегда поселиться в этом состоянии.Мне предстоит больше учиться. И когда я это осознала, Бог отпустил меня,позволил проскользнуть сквозь пальцы, сообщив последнюю, щедрую и невыразимуюистину: