Свинцовый дирижабль. Иерихон 86-89 - Вадим Ярмолинец

Нет её белей и чище, и другой такой не сыщешь

Хоть ты тресни!

Это было так неожиданно, так хорошо, что можно было пожалеть, что народ уже вытекал из зала. Но некоторые, оценив музыку, а может быть, привлеченные текстом, останавливались и, устроившись в опустевших первых рядах, скоро начинали кивать головами в такт ритму или прихлопывать в ладоши, смеяться словам. Я испытал наcтоящий прилив радости от того, что я тут был не один такой умный, что нас было пусть не очень много, но достаточно, чтобы составить аудиторию музыкантам. Наташа улыбалась счастливо и, прикрыв глаза, постукивала ладонью по колену.

Ах, эта женщина весёлая, большая, вся из снега

Для любви её душа, а ноги созданы для бега.

И я бегу с любимой рядом, о, как глаза её ясны,

И я томлюсь под нежным взглядом, доживёт ли до весны

Такая краля?!

На следующее утро я проснулся, когда Наташа уже одевалась.

– Сколько сейчас времени?

– Около шести.

– А чего ты так рано встала?

– Хочу сходить в монастырь.

– Сейчас?!

Она кивнула.

– Хочешь со мной?

Я не хотел. Так хорошо было в теплой постели и так хотелось еще обнять ее в это солнечное утро, но у нее явно был другой план. Я вспомнил о заупокойной по Кононову. Нет, сейчас я не думал о том, чтобы помочь Лизе: после шока, который я пережил в “Вечерке”, после последовавшего разговора с Кащеем, после появления в моей жизни Наташи, она просто перестала существовать для меня. Но теперь мне казалось, что я должен помочь Кононову как товарищ по несчастью.

– Хочу.

– Тогда вставай.

Когда мы вышли из дому, воскресный город только просыпался. Первыми на улицах появились собачники. В домашних тапочках, пижамных брюках, заспанные, они закуривали, ожидая, пока их питомцы справят нужду у ближайшего дерева. На вокзале мы сели на 29-й трамвай. В вагоне мы были одни. По дороге я сказал Наташе, что хотел бы заказать заупокойную молитву по Кононову и, начав разговор на эту тему, рассказал о своих отношениях с Лизой. Она молча слушала, держа мою руку в своих, но не как обычно, а безвольно, словно готовая отпустить в любую секунду. Я же наоборот, рассказав ей все, испытал облегчение.

– Я прощен?

– Она не вернется больше к тебе? – она смотрела прямо на меня со своей обычной виноватой улыбкой.

– Никогда.

– Тогда прощен.

Ее рука снова ожила, она слегка пожала мою. Положила голову мне на плечо.

– Ты часто ходишь в церковь? – спросил я, чтобы переменить тему.

– Когда есть потребность, тогда и хожу.

– А давно?

– Я начала ходить после школы.

– А с чего это у тебя началось?

– С чего? В моей жизни были два случая, после которых я уверовала. Точнее уверовала после второго, но с первого я как бы обратила внимание на то, что есть Бог.

– Какой был первый?

Она помолчала, потом начала:

– В классе восьмом или, может быть, даже в девятом, наша учительница по физике – Виктория Викторовна – Виквик, мы ее так звали, оставила меня переписывать контрольную. Сначала объяснила ошибки, а потом дала новое задание. Я сидела за своей партой, а она сидела прямо напротив меня за столом и проверяла что-то. Потом в класс зашел наш учитель истории Игорь Львович. Он был чуть постарше ее, но такой моложавый. Мы знали, что он за ней приударяет. После уроков они, бывало, стояли перед школой и подолгу разговаривали. И вот он подсел к ней, и они стали о чем-то говорить. Но я не слушала, пока не услышала “Исус Христос”. И он ей стал говорить, что-то вроде того, что де ваш Иисус, Викочка, он ее так назвал, Викочка, был простым историческим персонажем и верить в него, все равно, как верить в Чапаева. А она ему ответила, как-то так: “Вы, Игорь Львович, – образованный и начитанный человек, но вот вы можете мне объяснить, в чем суть теории относительности?” Он сперва засмеялся так, а потом говорит: “Сейчас не припомню”. А она ему: “Ну, а хоть как реактивный двигатель действует, знаете?” А он ей: “Ну, переходите к делу, мучительница, что вы хотите сказать?” “В этом главная проблема таких предметов, как математика, физика и химия, – отвечает она. – Не только простому работяге, но и вполне образованному гуманитарию трудно объяснить некоторые аспекты эволюции. Сколько бы миллиардов лет вы ни отпустили на эволюционные пробы и ошибки, некоторые вехи развития жизни кажутся предопределенными. Не история общества, а история электронов, ядер, клеток развивалась по совершенно грандиозному плану, который не мог зависеть от случайностей. Идея Бога настолько грандиозна и сложна, Игорь Львович, что донести ее до простого люда можно только через сказку с персонажами, в которых вы, историк, хотите видеть исторические фигуры. Но переведите сюжет этой сказки на язык формул, и вы получите тот единственный механизм, по которому жизнь способна поддерживать себя. В начале было слово, верно? Но слова без мысли нет, стало быть, существовал некий мыслящий создатель вселенной. “Да будет свет!” – сказал этот инженер-конструктор, и произошел взрыв праматерии, из которого он, как из кубиков, начал создавать вселенную со звездами, планетами, водой, всякой живностью и, создав ее, он начал строить общество, способное поддерживать себя и развиваться при соблюдении простых правил: не убивать, не воровать, не соблазнять соседских жен...”

– И это ты, восьмиклассница, все запомнила?! – поинтересовался я.

– Ну, конечно, я это не запомнила! – Она засмеялась. – Просто этот разговор был таким серьезным, они так много вкладывали в каждое слово! Я была свидетелем чего-то невероятно интимного, тайного, такого, что не должно принадлежать другим. И я так часто возвращалась в мыслях к этому разговору, что я его как будто придумала заново. Но я уверена, что говорили они именно об этом.

– Ну, а он что ей ответил?

– То, что он сказал, я запомнила на всю жизнь. Слово в слово. Даже интонацию запомнила. И тут я уже ничего не сочинила.

– Ну, не томи, что же он сказал?

– Он сказал: “Вика, я люблю тебя, и я готов послать к чертям абсолютно все, чтобы только быть с тобой”.

– Вот так научная дискуссия! А она, что ответила?

– А она ответила: “Не моего ли мужа, Игорь Львович, вы хотите послать к чертям? Больше, как я понимаю, вам посылать некого”.

И после этих слов он встал и вышел из класса, а она посмотрела на меня и говорит: “Не отвлекайся на пустяки, Наташа, дописывай и пойдем по домам”.

– А второй случай?

– Второй был сон. Я никогда не видела таких снов. Это был, знаешь, просто контакт с другим миром. Я была на пляже альпинистов в Аркадии, знаешь?

– Да.

– Я стояла у воды, и рядом со мной стояло кресло-качалка. В нем сидел очень старый человек. Я не видела его лица, только видела его лысую голову. Знаешь, такая у него была старая кожа, как пергамент, с коричневыми пятнами и редкими-редкими белыми волосами. А море было спокойным-спокойным, и этот человек как будто дремал. И вдруг о берег стали бить волны. Сперва небольшие, потом огромные. И они ударяли с такой силой, что на нас полетела пена. И эта пена стала попадать на лысину этому старику. И вдруг я увидела, что его кожа от этой пены становиться розовой и коричневые пятна исчезают. В этот момент я услышала, как кто-то стал кричать мне: “Не ходи к нему! Не ходи к нему!” Я оглянулась и увидела, что железные ворота склада, где альпинисты хранят свои вещи – помнишь, там в стене есть такая пещера и она закрыта воротами? – открыты, и там в полумраке стоят мой папа, мама, и его вторая жена, и моя сестра, и еще какие-то люди, и это они кричат мне: “Не подходи к нему! Иди к нам!” И они просто в ужасе. А меня неуклонно тянет к этому старику. И вдруг я вижу, что он уже не старик. Что эта пена так омолодила его, что он превратился в очень мускулистого человека, лет, может быть, 35. Он такой большой, настолько выше меня, что я просто боюсь посмотреть на него. И я вижу, как он руками очерчивает в воздухе что-то вроде квадрата, и на земле перед нами появляется квадратная площадка. И он показывает рукой, что мы должны встать на нее. И мы встаем на нее, и он придерживает меня за плечи, а я приникаю к нему. Площадка начинает подниматься, и скоро мы оказываемся в ночном небе. Вокруг нас сияют звезды, и я слышу его голос: “В начале было слово”. И когда он сказал это, я проснулась с полной уверенностью, что Бог есть и что это Он говорил со мной.