Свинцовый дирижабль. Иерихон 86-89 - Вадим Ярмолинец

– А почему нельзя их собрать в одном месте?

– Власти бздят. Для них кооператив, это когда Вася, васина жена и теща сидят у себя на кухне и лепят вареники. А когда ты посадишь в один цех человек сто, это уже конкуренция их сраному объединению Воровского. Получается, что они нам дали работу, а мы убили их фабрику. Вот и выходит, с одной стороны вроде все можно, а с другой – ни хрена нельзя.

– А подмазать?

– Да уже что хочешь делали! И бабки давали, и жен партийных трахали, пока не получается, надо ждать.

– Трахали партийных жен? – я не поверил своим ушам.

– А что, тоже хотят счастья в личной жизни.

Я не стал спрашивать, о каких именно женах шла речь. Прощаясь, он сказал:

– Поездишь со мной еще два дня. Больше не смогу быть с тобой. Мне уезжать надо. Потом сам.

– А куда ты едешь?

– За тканью. Это проблема номер один. Казалось бы, что за сложность делать джинсовку? Ни хрена! Баллистические ракеты делают, а джинсовку нет!

– Ты еще не знаешь, как эти баллистические ракеты стреляют, – заметил я.

Он расхохотался.

– Слава Богу, не довелось проверить. А то бы точно получилось, что мы по ним будем мазать, а они по нам попадут!

Я вернулся домой в девять. На столе лежала записка от Наташи: “Ждала я тебя ждала, ждала-ждала и ушла жить домой к маме. Но ты не надейся, завтра вернусь!”

Я так устал за день разъездов, что, приняв душ, в очередной раз холодный, тут же лег. Засыпая подумал, что завтра ей, вероятно, придется тоже уйти домой к маме, не дождавшись меня. Распорядок жизни менялся.

Старая присказка о том, что деньги даром не дают, обрела реальное содержание. Я получал вчетверо больше, чем в газете, но работа заканчивалась поздно вечером. Это происходило из-за того, что у всех портных было разное расписание. В среднем на сборку одной пары у опытного мастера уходил час. Значит, на выработку своей нормы ему нужно было десять часов. Некоторые садились за работу рано утром и заканчивали к пяти. Несколько человек, я знал, работали после своей официальной работы, заканчивая поздно ночью. У этих можно было забирать готовую продукцию рано утром. Иногда возникали сбои из-за того, что ломались машины, в основном оверлоки. Тогда надо было отвозить оборудование в мастерскую или доставлять мастера. Иногда приходилось выяснять отношения с такими, как Женя. Видя, что я веду себя не так уверенно, как Марик, он пер на меня танком, доказывая, что и так сойдет. Несколько раз я ему уступал, что вызывало недовольство нашей приемщицы Тани, которая собирала весь товар в другом бывшем красном уголке, и готовила его к отправке на рынки. Несколько раз она обратила мое внимание на то, что я пропускаю халтуру.

– Митя, смотри – я отложила шесть пар, которые ты не должен был брать. Смотри сюда.

На одной паре это были неровные строчки на задних карманах, на другой – неряшливо пристроченные шлевки, на трех – шов сиденье – место, где сходились два толстых шва, восемь слоев ткани. У кого-то машина не пробивала это место, и оно было сшито вручную, не очень при этом аккуратно, а потом заглажено.

– А что нужно делать в такой ситуации?

– Добивайся, чтобы они переходили на машины 22-го класса. Я знаю, куда отправить эти пары, чтобы они проскочили, но если это повториться еще раз, тебе придется их купить самому. Носить не обязательно, ты меня понял?

Мне помог Игорь, при котором состоялся этот разговор и который знал, что у меня постоянные проблемы с Женей. В машине он мне сказал:

– Да потеряй его. От него одна головная боль, ты что, сам не видишь?

– А кто будет шить?

– Он же тебе все равно не дает стабильно десяти пар. Стабильно он дает пять. И эти бракованные, скорей всего, от него. Так давай ему пять, а остальные пять раскидай по другим портным. Если я делаю десять в день, так что, я не сделаю одиннадцать?

Не дождавшись моего ответа, он добавил:

– Хочешь, вместе к нему зайдем?

– Давай.

Женя просто как подготовился к нашему приезду.

– Мужики, – сказал он, – такая лажа – вчера у сеструхи день рождения был. Выпил, то-се, расслабился. Можете завтра заехать?

– Чего же ты не предупредил? – спросил я. – Я бы дал твою работу другим.

– А как я тебя предупрежу? У меня что, твой телефон есть?

– Зачем тебе телефон? – вступил Игорь. – Тебе ткань вчера утром дали. Тогда и надо было сказать: работать не могу.

– Да забыл я утром. А в обед мамаша пришла, говорит, у сеструхи день рождения. Ну, с кем не бывает? Завтра все сделаю.

– Завтра не надо, – сказал Игорь.

Он стоял в дверном проходе, не оставляя зазоров между собой и рамой, и жевал спичку.

– Ткань где?

– Та ну че вы, чуваки? Че вам эти пару пар, а? Сделаю я вам все завтра.

– Ткань, я сказал, где? – рявкнул Игорь и сильно покраснел. Даже побагровел.

Женя преобразился. Вид у него был такой, как если бы у него был хвост и от испуга он его поджал. Разговор происходил в прихожей. Он ушел в комнату и вернулся с еще не развернутым пакетом ткани.

– Нате! Я это говно даже не разворачивал.

– А по-моему, это ты – говно, – сказал Игорь. – И поэтому мы тебя больше видеть не хотим. И ты нас видеть не хоти. Все ясно?

Я его точно не хотел видеть. Не мог. Лицо у него было каким-то серо-фиолетовым. Он стоял, сунув руки в карманы халата, между разошедшимися полами вывалился белый живот, и медленно свыкался с мыслью, что только что потерял заработок. И винил он, конечно, не себя, а нас.

Игорь оказался прав: женину долю работы легко подхватили три других портных. И это стало для меня уроком. Теперь я постоянно варьировал число изделий, которые раздавал мастерам, в зависимости от их обстоятельств. Кто-то хотел отдохнуть или заняться какими-то неотложными делами, кто-то наоборот – заработать больше. Несколько человек придумывали свои технологии или подключали родственников на подсобную работу, что позволяло им поднять производительность. Один парень – Владик, учившийся, как и я когда-то, на инязе, пристроил к работе свою бабушку. Она заглаживала ему по меловой отметке пояса, задние карманы и шлевки.

– А она успевает? – поинтересовался я.

– Да! Она все жаловалась, что по полночи не спит. А теперь часа в четыре утра встала, чаек попила, утюжок включила и – вперед и с песней! А так говорит, лежала до света и ни сна, ни жизни. Я в восемь утра сажусь за машинку, у меня уже все заготовки сложены.

Когда я сдавал очередной отчет Толику, он заметил, что у меня стало меньше на одного портного.

– Я его потерял, – объяснил я, не зная еще, как он к этому отнесется.