Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей

Некоторое время мы сидели молча. Когда я понял, что больше добавить ему нечего, спросил:

– Дерек, если ты все это знал, как ты мог продолжать дружить с Джейкобом?

– Мы уже не такие друзья, как раньше, ну, как были в детстве. Просто старые друзья, понимаете. Это немного другое.

– Старые друзья, но все равно друзья?

– Не знаю. Порой думаю, что он на самом деле никогда не был моим другом, понимаете? Я просто знал его по школе. Кажется, ему всегда было на меня наплевать. Не то чтобы я ему не нравился или что-то такое. Просто по большому счету ему было на меня наплевать. По крайней мере, большую часть времени.

– А в остальное время?

Дерек пожал плечами. Ответил он немного невпопад, но я все равно приведу его ответ здесь в том виде, в каком он его дал:

– Я всегда считал, что когда-нибудь он вляпается в неприятности. Просто думал, что это будет, когда мы вырастем.

Мы еще какое-то время сидели рядом молча, Дерек и я. Наверное, оба понимали, что теперь, после того, что он выложил, невозможно было делать вид, как будто ничего этого не было сказано.

Домой я ехал не спеша, через центр города, наслаждаясь поездкой. Задним числом думаю, возможно, я понимал, что будет дальше, знал, что это конец чего-то, и потому не мог отказать себе в маленьком удовольствии растянуть поездку, побыть «нормальным» еще немного.

Очутившись дома, я все с той же неторопливостью поднялся на второй этаж, в комнату сына.

Его айпад лежал на комоде, гладкая, зеркально поблескивавшая плитка, которая ожила при моем прикосновении. На айпаде был установлен пароль, но Джейкоб дал его нам – это было условие, на котором мы позволили ему оставить айпад у себя. Ввел четырехзначный код и открыл браузер. В закладках оказалось всего несколько очевидных сайтов: «Фейсбук», «Гмейл» и кое-какие блоги о технике, компьютерных играх и музыке, которые нравились Джейку. Никаких следов сайта под названием «Потрошильня». Мне пришлось искать его в «Гугле».

«Потрошильня» оказалась форумом – местом, где одни посетители могли публиковать текстовые сообщения, а другие – их читать. Сайт был забит историями, которые представляли собой примерно то, что описал Дерек: расширенные сексуальные фантазии, включавшие связывание и садизм, даже нанесение увечий, изнасилования, убийства. В некоторых – их было совсем немного – не прослеживалось никакой сексуальной составляющей; они описывали истязания ради истязаний, примерно как избыточно кровавые фильмы ужасов, которыми изобилуют в наше время кинотеатры. На сайте не было ни изображений, ни видео, только тексты, даже нормально не отформатированные. В примитивном браузере для айпада невозможно было определить ни какие из этих рассказов Джейкоб читал, ни сколько времени он проводил на этом сайте. Но было видно, что Джейк был зарегистрирован на форуме: наверху странички высвечивался его пользовательский псевдоним – Джоб. Я предположил, что это была производная от его имени или инициалов, хотя второе имя Джейкоба начиналось вовсе не на «О».

Я кликнул на имени пользователя и оказался на страничке, где была сохранена подборка любимых текстов Джейкоба на этом сайте. В списке их насчитывалось около десятка. На самом верху находился рассказ под названием «Прогулка по лесу». Он был датирован девятнадцатым апреля, более чем тремя месяцами назад. Ни автор, ни тот, кто загрузил рассказ, указаны не были.

Начинался он так: «В то утро Джейсон Фирс захватил с собой в лес нож, поскольку подумал, что он может ему пригодиться. Нож он положил в карман толстовки, и, когда на ходу обхватил пальцами рукоять, по его руке точно пробежал электрический разряд. Он охватил всю его руку и через плечо устремился в мозг, отозвавшись ослепительной вспышкой в солнечном сплетении, точно фейерверк, расцветший в ночном небе».

Дальше повествование шло в том же духе. Это был леденящий душу, лишь слегка олитературенный отчет об убийстве Бена Рифкина в парке Колд-Спринг. В рассказе парк был переименован в парк Рок-Ривер. Ньютон был назван Бруктауном. Бен Рифкин превратился в изворотливого гнусного тирана по имени Брент Маллис.

Я предположил, что рассказ, по всей видимости, написал Джейкоб, но выяснить это точно возможным не представлялось. В тексте не было ничего такого, что указывало бы на личность автора. Стиль изложения походил на подростковый, но Джейкоб был книжным мальчиком, который просидел на «Потрошильне» достаточно времени, чтобы досконально изучить законы жанра. Автор был как минимум поверхностно знаком с парком Колд-Спринг, который оказался описан весьма точно. И тем не менее единственное, что можно было с достоверностью утверждать, – это то, что Джейкоб читал этот рассказ, а это на самом деле ничего не доказывало.

Поэтому я продолжил отметать улики. Принижать их значение. Защищать Джейкоба.

Рассказ не был признанием. Он не содержал ничего такого, чего нельзя было узнать из открытых источников. Опус вполне мог быть состряпан из газетных статей, приправленных богатым воображением. Даже самая душераздирающая подробность, когда Бен – или Брент Маллис – закричал: «Не надо, мне больно!» – широко освещалась в газетах. Что же до того, о чем в газетах не писали, насколько все это соответствовало действительности? Даже следователи не могли знать, в самом ли деле Бен Рифкин произнес «Здорово, педик», столкнувшись в то утро в парке со своим убийцей, как Брент Маллис сказал Джейсону Фирсу. Или когда убийца ударил ножом Бена в грудь, нож вошел в тело без сопротивления, не встретив на своем пути ни кости, не увязнув ни в коже, ни в каком-либо из пружинистых внутренних органов, «как будто пронзил воздух».

И вообще, у Джейкоба хватило бы ума сообразить, что писать этот мусор, вне зависимости от того, был он виновен или нет, – чистой воды идиотизм. Да, он вывесил фотографию из «Психо» на своей страничке на «Фейсбуке», но до такого он бы точно не додумался.

Даже если сын и написал все это или просто прочитал, что это доказывало? Это было бы глупо с его стороны, да, но подростки на то и подростки, чтобы делать глупости. В голове у среднестатистического подростка идет постоянная война между умом и глупостью; в данном случае глупость всего лишь одержала временную победу. Учитывая то давление, под которым находился Джейк, и тот факт, что он вот уже несколько месяцев практически никуда не выходил из дому, а теперь в преддверии надвигающегося суда добавилась еще и шумиха в прессе, все это было вполне понятно. Кому может прийти в голову спрашивать с ребенка за каждую безвкусную, бестактную, безмозглую вещь, которую он сказал? Какой ребенок не начал бы выкидывать коленца, окажись он на месте Джейкоба? И вообще, кто из нас в подростковом возрасте не творил глупостей?

Я твердил себе все это, жонглировал доводами, как меня учили, но не мог выкинуть из головы эту мольбу: «Не надо, мне больно!» И что-то внутри меня прорвалось. Не знаю, как еще это сформулировать. Я по-прежнему не допускал сомнений. По-прежнему верил в Джейкоба и, видит бог, по-прежнему любил его, к тому же никаких улик – никаких реальных доказательств – так и не было. Юрист во мне понимал все это. Но та часть меня, которая была отцом Джейкоба, оказалась глубоко травмирована. Эмоция – это мысль, да, но это еще и телесное ощущение, физическая боль. Желание, любовь, ненависть, отвращение – вы чувствуете все это в костях и мышцах тоже, не только в мозгу. Именно так и ощущалось это потрясение – как физическая травма где-то глубоко в теле, внутреннее кровотечение, рана, которая продолжала кровоточить.