Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Денис Григорьевич Хрусталёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В том же 1239 г. Батый послал другой отряд своих войск на захват Чернигова. Судя по тому, что поход под Переяславль, как и поход под Чернигов восточными источниками никак не отмечены, их значение для монголов было невелико. Возможно, использовались небольшие соединения (один-два тумена), в руководстве которыми не было чингизидов или был только один. Однако даже такие небольшие мобильные части умудрялись невозбранно разорять важнейшие области Древней Руси.
Судя по летописи, в случае с Переяславлем речь идет о быстром штурме, а может быть, и «изгоне». В отношении же Чернигова подчеркивается, что проводилась планомерная осада:
«…в то же время посла на Чернигов, обьступиша град в силе тяжце; слышав же Мьстиславъ Глебовичь нападение на град иноплеменных, приде на ны со всими вои [своими, и] бившимся им [крепко, лют бо бе бой у Чрънигова, оже и тараны на нь ставиша, и меташа на нь камением полтора перестрела, а камень же яко можаху 4 мужи силнии подъяти его, но] побежен бысь Мьстислав, и множество от вои его избьеным бысть, и град взяша и запалиша огньмь; [а] епископа оставиша жива, и ведоша и во Глуховъ [и оттоле пустиша и]»; «и паки пустиша; и оттуду приидоша с миром к Киеву и смирившеся с Мьстиславом и с Володимером и с Данилом»[313].
Исследователи давно заметили текстуальную близость летописных рассказов о штурме Чернигова весной 1235 г. Даниилом Романовичем с союзным Владимиром Рюриковичем и осенью 1239 г. «тяжкой силой» монгольской. И камни кидали «полтора перестрела», и поднять их могли только «4 мужи», и Мстислав Глебович организовывал контратаку, но был побежден и мирился. Расчленить оба рассказа очень затруднительно, они переплелись и слишком похожи в подробностях. Однако известно, что в 1235 г. союзники Чернигова не взяли, но вынуждены были мириться и отступили; а в 1239 г. монголы наголову разбили Мстислава Глебовича, а город сожгли и разграбили. Возможно, описание похода Даниила и Владимира на Чернигов в 1235 г. на самом деле отражает маршрут вторжения монголов в 1239 г.:
«…поидоша пленячи землю, поимаша грады многы по Десне, ту же взяша и Хороборъ, и Сосницю, и Сновескь, иныи грады многии»[314].
Ведь города по Десне расположены восточнее Чернигова и невозможно их «пленить» на пути к Чернигову от Киева. С другой стороны, известие 1235 г. завершается указанием на заключение некоего мира с Мстиславом, Даниилом и Владимиром. Иногда допускают, что речь о мирном соглашении с монголами после взятия Чернигова в 1239 г. Однако что за мир мог быть тогда заключен с интервентами? Для монголов мир был возможен только как признание власти великого хана — никаких других двусторонних соглашений они не заключали: либо покорность, либо война. Южнорусские князья сдались и согласились? Позднейшие события показали, что это не совсем так.
После известия о захвате Чернигова в 1239 г. летописец вновь называет Михаила Всеволодовича киевским князем. Соответственно, ни о каком «замирении» с монголами Мстислава, Владимира и Даниила в Киеве вместе с епископом, отпущенным из Глухова, речи идти не может. С другой стороны, сохранение жизни черниговскому епископу Перфирию, да еще и отмеченное летописью с топографической точностью (отпущен из Глухова), должно свидетельствовать о неких дополнительных мотивах, кроме элементарного милосердия. Возможно, в этих действиях отразилась дипломатическая подготовка, предварявшая нападение на Киев, или какие-то иные переговоры, которые пытались завести монголы с Михаилом Всеволодовичем?
Чернигово-галицко-киевский князь, судя по всему, никак не собирался реагировать на провокации Батыя, которого, вероятно, рассматривал как очередного кочевого вожака. Важнее для него было поддержать свой статус, только полтора года как завоеванный. Любой военный поход после изнурительной войны с Романовичами требовал предельного напряжения сил и новой мобилизации. Причем даже если армию удалось бы собрать, то, отойдя от Киева, Михаил оказался бы перед совершенно очевидной угрозой потери города, который немедленно захватил бы кто-то из Ростиславичей или волынцев, как позднее и произошло. Приходилось жертвовать родными волостями в обмен на стол «матери городов русских».
Справедливости ради стоит отметить, что со времен Олега «Гориславича», провоевавшего пол-Европы, такое поведение в среде Ольговичей не было характерным. Скорее, наоборот, этот род на вызов отвечал немедленно с энергией и решительностью. Так поступил Мстислав Глебович, о котором даже неизвестно, каким уделом он прежде владел в Черниговских землях. Вероятно, очень небольшим. Судя по всему, он был внуком Святослава Всеволодовича и приходился двоюродным братом Михаилу Черниговскому, хотя точных сведений об этом нет. Однако в летописи он защитник родины — как в 1235 г., ведя какие-то переговоры с Даниилом и защищая Чернигов, так и в 1239 г., противостоя монголам. Вероятно, он возглавлял оборону Чернигова во время монгольского нашествия. Хотя летопись говорит, что Мстислав собрал «вси вои свои», но, надо полагать, полк его был невелик. Это было уже отчаяние, за честь и славу «Ольгова племени», никогда не склонявшего голову перед захватчиками. Мстислав поднял на бой жителей своей волости (воев) и вместе со своей дружиной бросил в кровавую мясорубку против превосходящих монгольских сил. О гибели Мстислава Глебовича в источниках ничего не сказано, но ее можно предположить исходя из того, что его имя в летописи более не упоминается. Сражение было проиграно, город пал и был сожжен. Можно сказать, что для него, как и для Переяславля, интенсивный период истории завершился. Возрождать Чернигов более никто не стал, и он постепенно опустился до статуса мелкого провинциального центра. Судя по археологическим раскопкам, в некоторых районах древнего города жизнь в XIV–XV вв. совершенно прекратилась, а в прежних границах город смог восстановиться только к XVIII в. После отхода монгольской волны возвысились другие центры (например, Брянск). Разоренные же и оскверненные Батыем города (Козельск, Чернигов) отступили в тень и остались достоянием преимущественно древнерусской истории.
События под Черниговом исследователи опять датируют по сообщению Летописи Авраамки (а также Псковской первой):
«В лето 6747 [1239 г. от Р. Х.] <…> Того же лета взяша Татарове Чернигов, Октября