Загадай желание - Татьяна Веденская

«Если бы вы только знали, как я боюсь летать!» – Анна рассмеялась, закачала на компьютер свой любимый теперь Google, и по невидимым сетям полетел ответ.

«Как ты долетел?»

«Я думал о вас и нас всего полета», – немедленно ответил Матгемейн, и Анна буквально услышала его низкий бархатный голос сквозь неуклюжую грамматику летящих к ней фраз. Анна на секунду задумалась, отчего это он называет ее на «вы». Но потом она вспомнила, что Google всегда переводит слово «you» как «вы», для него разницы между «ты» и «вы» нет.

«И о чем же ты думал?» – спросила Анна.

«Я думаю, что я не могу жить без вас», – полетел немедленный ответ.

Через несколько минут Анна появилась в проеме гостиной, и лицо ее было таким счастливым, что свекровь похолодела. Анна ничего не сказала ей. О чем говорить, это всего лишь несколько SMS, ничего больше. Это просто слова на экране телефона, они не могут ничего значить, верно? Незачем нервировать близких раньше времени, подумала Анна. А потом вдруг подумала, что ведь еще несколько часов назад она клялась, что никакого «времени» не настанет для них с Матгемейном, что это все – ерунда, три дня сумасшествия и забытья, колдовство, не больше. Как мало нужно безумно влюбленной женщине для того, чтобы в ее сердце зародилась надежда.

– Ты же понимаешь, что не можешь уехать в Ирландию. Это же безумие, у тебя дети. Русские дети, Аня. Что вы будете делать в Ирландии?! А что будет, если у вас ничего не получится? Что ты будешь делать одна в Ирландии? – воскликнула свекровь с совершенно серым лицом.

– Меня никто никуда не зовет пока, – пробормотала Анна. – И речи об этом нет.

– Пообещай мне, что вы не уедете из России с каким-то неизвестно откуда взявшимся мужиком! Пообещай мне, в память о моем сыне! В конце концов, это его дети, и ты не можешь с ними так поступить только потому, что ты в кого-то там влюбилась. – Свекровь от волнения перешла на крик.

Анна растерянно посмотрела на старую женщину. Господи, как все сложно! Из кармана снова послышалась переливчатая трель. Пришло сообщение.

Нонна лежала на одной из четырех кроватей в просторной, светлой казенной палате Калужской областной больницы и думала о том, как же с ней такое приключилось. Иногда слезы наворачивались на глаза, и становилось жаль своей нелепой и бессмысленной жизни. Родилась, росла, дружила с Анной. Выросла без особых желаний, без какой-то Большой Мечты. Отучилась в институте, где никто также не страдал Большими Мечтами, получила место согласно штатному расписанию. Ненавидела учеников, с нежностью смотрела на физрука. Была уверена, что скоро этому придет конец и начнется настоящая жизнь. А оказалось, что это и была – настоящая.

Она всегда думала о подругах, заботилась об их благе, хотела как лучше. Только, как выяснилось, заставить человека делать, как ему же лучше, невозможно. Подруги отбились от рук – все без исключения. Да и ученики тоже – они жили своей жизнью, повлиять на которую Нонна была не в силах. А еще она учила детей языку, который толком сама не знала… Разговор с этим чертовым Матгемейном убедительно это доказал: она не поняла восьмидесяти процентов из того, что он лепетал, не сводя глаз с Анны. А кто-то утверждает, что ирландский английский – очень чистый, ближе к британскому. Что же будет, если Анна завтра притащит американца?

Что еще можно сказать о том, какой жизненный путь прошла она до того, как заняла больничную койку у окна?

Нонна со странной, приятной горечью занималась самоуничижением и самокопанием. Она вспомнила, что хотела построить дом на даче, но не построила. Деревьев тоже там не сажала, одни кусты. Кстати, смородина уже поспела, а ей ее теперь тоже нельзя. Особенно в виде варенья, которое она так любит. Еще она мечтала купить когда-нибудь отдельную квартиру, чтобы не жить с родителями. Но это, скорее, так – не столь уж и существенная мечта. С родителями было хорошо. Теперь вот она, как выяснилось, заболела диабетом и упала в обморок от гипогликемии. Что же дальше? Неужели это все? Вся ее жизнь?

– Так, девочки, температурку померяем? – спросила медсестричка, залетевшая в палату, где Нонна лежала с двумя пациентками, у которых были схожие проблемы. Нонна поставила градусник под мышку, перевернулась на другой бок и продолжила думать. Ей сказали, что с диабетом сейчас можно жить долгие годы и что переживать не из-за чего, но она все же предпочитала попереживать. Имеет право. Ей плохо, она совсем одна. Ее никто не любит и все бросили. Гадюки.

– Ты телик пойдешь смотреть? – спросила Нонну соседка, медленно поднимаясь с кровати и так же медленно всовывая бледные ступни в мохнатые тапки. В больнице все становились плавными, усталыми и безжизненными, словно сам воздух здесь был отравлен какими-то неизвестными газами без запаха и цвета. Уныние, апатия и усталость, которую невозможно превозмочь. Нонна проследила за уходящей соседкой и вздохнула. Нет, если уж начистоту, то не то чтобы ей все еще было плохо. После всех этих уколов и манипуляций ее состояние пришло в норму, и Нонна чувствовала себя, в общем-то, так же, как и обычно, но… тут почти не кормили, телевизор был один в конце коридора, и по нему показывали столько рекламы, что после часа просмотра создавалось впечатление, что живешь исключительно ради того, чтобы умыться гелем от прыщей, побриться и помазаться специальным «нежным» кремом, а потом бежать за прокладками. И вообще, в телике крутили слишком много рекламы еды – ужасно неприятно, знаете ли, смотреть на рекламу конфет, когда тебе сообщили, что для тебя лично конфеты уже закончились. Баста!

Больница есть больница. Кому тут будет хорошо? Подруги (подруги, называется) куда-то испарились и не появлялись, засранки. Анна не брала трубку, когда Нонна пыталась до нее дозвониться с аппарата в коридоре. А мобильник у нее давно уже «сел».

Нонна вытащила градусник, убедилась, что температура у нее нормальная, и даже немного расстроилась по этому поводу. Все равно – где эти предательницы? Неужели же им всем на нее плевать? Нонна повернулась опять, теперь – лицом к двери, и увидела, как на пороге палаты возникли Женька с Олеськой. Пришли все-таки, изменницы! Глаза Нонны, и без того уже красные от слез, снова наполнились очистительной влагой.

– Девочки! – всхлипнула она.

– Нюся! – воскликнули подруги, а потом огорчились, расселись на стульях и принялись Нонну утешать. Спрашивали, что говорят врачи, как Нюся себя чувствует, хорошо ли с ней обращаются. Нонна прошерстила взглядом их скромные, совсем какие-то не пухлые сумки. Никаких упаковок с едой, никаких баночек с отварной картошечкой или сладкими сливами. Только какой-то жалкий пакет.

– Вот, это тебе, – выпалила Женя, протягивая Нонне пакет с минеральной водой.

«Боржоми» и все? Кто так приходит в больницу?

– Спасибо, – скривилась Нонна.

– Нам сказали, тебе пока никакой еды приносить нельзя. Может, хоть что-то можно? – спросила Олеся.

Нонна в полном бессилии откинулась на подушку. Ничего нельзя – как это так? Может, хоть котлетку?!