Стенающий колодец - Монтегю Родс Джеймс

Можно ли было ее избежать, не знаю. Наверное, с ним все-таки что-нибудь да случилось бы, и помочь мы ему были не в состоянии. А произошло вот что.

Мы прямиком пошли к себе. Пакстон сидел там и мирно читал.

– Вы готовы пойти погулять? – спросил Лонг. – Примерно через полчасика?

– Конечно, – ответил он.

И я сказал, что сначала нам надо переодеться и принять душ, а через полчаса мы за ним зайдем. Я первым принял душ, а потом лег на кровать и минут десять подремал.

Мы вместе вышли из своих спален и отправились к Пакстону. Но его не было – лежала лишь его книга.

Внизу его тоже не оказалось.

Мы стали его звать.

Вышла горничная и сказала:

– Джентльмены, я думала, вы уже ушли, как и другой джентльмен. Он услышал, как вы его зовете снаружи, и быстро к вам побежал, а я выглянула из окна столовой, а вас там не было. Но он побежал туда, к берегу.

Ни слова не говоря, мы понеслись в том же направлении – в обратную сторону от нашего ночного пути. Не было еще и четырех, и было светло, правда, не так, чтобы очень, так что беспокоиться смысла не имело – вокруг полно народу, ничего с ним не случится.

Но что-то в наших лицах было, по-видимому, такое, что, когда мы бросились наружу, горничная выбежала вслед за нами и, показав пальцем, сказала:

– Вон туда он побежал.

Мы помчались вверх по каменистому берегу и остановились. Мы не знали, куда идти: то ли мимо домов на берегу, то ли вдоль песчаной полосы посреди берега, которая после прилива стала очень широкой. Конечно, можно было продвигаться по прибрежной гальке, чтобы все видеть, но идти было трудно. И мы выбрали песок, потому что там-то было пустынно и кто угодно мог что-нибудь с ним сделать вдали от людей.

Лонг утверждал, что увидел вдали Пакстона – он бежал и размахивал палкой, словно хотел привлечь внимание шедших впереди людей. Я-то не был в этом уверен: с юга очень быстро поднимался туман. Но что там кто-то был – это точно. На песке были следы кого-то, кто бежал в ботинках, а перед этими следами были еще следы, но человека без ботинок. И следы от ботинок порой наступали на них. Естественно, вам остается поверить мне на слово – Лонг умер, а зарисовать их или снять слепки у нас не было времени, а следующий прилив их уничтожил. На той скорости, с какой мы неслись, мы могли лишь заметить их. Но они попадались чаще и чаще, и у нас не вызывало сомнений, что перед нами след от босой ноги, причем сильно костлявой.

Когда мы думали о том, что Пакстон бежит за… за чем-то таким, а думает, что за друзьями, нам становилось страшно. Можете себе представить, чего мы только не воображали: вот этот некто вдруг останавливается и оборачивается к нему… и какое лицо возникает перед Пакстоном, поначалу смутно, из тумана… который все сгущался и сгущался. И когда я так бежал и все гадал, каким образом этот бедолага принял кого-то другого за нас, я вдруг вспомнил, как он говорил: «Он может перевоплощаться». Потом я стал думать, каким же все-таки будет его конец – надеяться, что конца ему не избежать, я перестал… и… в общем, не стану рассказывать, какие страшные и мрачные мысли мелькали у меня в голове, пока мы бежали сквозь тот туман. Становилось жутко еще оттого, что солнце светило ярко, а мы ничего не видели. Мы лишь понимали, что дома уже миновали и добрались до места между ними и дозорной башни. А за башней оставался лишь берег, очень длинный – ни домика, ни человека, лишь земля да, может быть, галька. Справа река, а слева море.

Но, если помните, как раз перед башней, совсем близко от нее, находится старая батарея, рядом с морем. От нее, кажется, теперь осталось всего несколько обломков, остальное унесло морем, но в то время их было больше, хотя и тогда она представляла собой руины. Добравшись до нее, мы быстро взобрались наверх и остановились, чтобы отдышаться и осмотреть внизу берег, если, конечно, туман нам это позволит. Но передохнуть мы были должны.

Впереди ничего не было видно, и мы уже решили просто спуститься и продолжать свой безнадежный бег, когда услышали, как кто-то засмеялся, если это можно было назвать смехом, таким он был безвоздушным, невесомым. Может, вы и попытаетесь представить его себе, но я думаю, у вас это не получится. Он доносился снизу, и туман его развеял. Этого было достаточно. Мы запнулись. Пакстон лежал внизу.

Нет нужды объяснять, что он был мертв. По следам было понятно, что он бежал вдоль батареи, резко завернул за угол и, в чем сомнений не оставалось, попал прямо в руки того, кто его там и ждал. Рот его был полон песка и камней, а зубы и челюсть превратились в крошево. Я только раз глянул ему в лицо.

В ту минуту, как мы спускались вниз к телу, раздался крик, и мы увидели, что от дозорной башни бежит человек. Он оказался смотрителем башни, и его внимательные старые глаза ухитрились разглядеть сквозь туман, что случилось что-то ужасное. Он видел, как упал Пакстон и как минутой позже появились бегом мы. Таким образом, нам повезло, иначе мы вряд ли бы избежали подозрений в причастности к столь кошмарному событию. Мы спросили, не видел ли он случайно того, кто напал на нашего друга. Он не смог ответить точно.

Мы послали его за помощью и оставались около мертвого, пока не принесли носилки. Именно тогда мы и выяснили по следам, как он попал сюда, на эту маленькую полоску песка под батареей. Далее простиралась галька, и гадать, куда ушел другой, было безнадежным занятием.

Что мы сообщили на следствии? Мы понимали, что обязаны сохранить в тайне историю про корону, дабы она не попала в печать. Не знаю, что бы сказали вы на нашем месте, но мы решили рассказать следующее: с Пакстоном мы познакомились за день до этого, и он уверял нас, что ему грозит опасность от человека по имени Уилльям Эйджер. Также мы доложили, что когда бежали за Пакстоном по берегу, то видели чьи-то следы перед его следами. Но к тому времени они, само собой, пропали.

Никто, к счастью, не знал никакого проживающего тут Уилльяма Эйджера. А свидетельские показания человека