Стенающий колодец - Монтегю Родс Джеймс

не получил. Таким образом, последняя корона, если она и в самом деле существует, осталась без охраны».

Вот какую легенду поведал мне священник, и можете представить, как она меня заинтересовала. Уйдя от него, я думал только о том, как бы мне найти то место, где зарыта корона. Лучше бы я оставил ее в покое.

Но пути Господни неисповедимы. Обратно я ехал на велосипеде мимо церковного кладбища, и в глаза мне бросилась новая могила, на ней стояло имя Уилльяма Эйджера. Само собой, я остановился и подошел к могиле. Там было написано: «Этого прихода, умер в Сибурге в 19.. году, в возрасте 28 лет». То есть это оказалось правдой. Оставалось осторожно порасспросить народ и выяснить, где находится его домик. Только я не знал, у кого лучше узнать об этом. И опять мне повезло: та же дорога привела меня к лавке древностей… вы ее знаете… и там я наткнулся на старые книги, и среди них оказался старинный молитвенник 1740 года в необычном красивом переплете… я сейчас его принесу, он у меня в комнате.

И он вышел, мы же в полном изумлении успели до его возвращения перекинуться лишь парой фраз. Он вернулся запыхавшийся и протянул нам книгу, раскрытую на титульном листе, на котором корявым почерком было написано:

Натаниэль Эйджер – имя мое, и Англия – мое место рождения,

В Сибурге я живу, и во Христе мое Спасение,

Когда умру и в могиле буду лежать, и тело мое сгниет,

Надеюсь, Господь не допустит того, что дело мое умрет.

Этот стих был датирован 1754 годом. Далее были другие записи Эйджеров:

Натаниэля, Фредерика, Уилльяма и так далее, последним был Уилльям, 19.. год.

– Теперь понимаете, как мне вроде бы повезло, – сказал он. – Тогда я тоже так считал, но не теперь. И я спросил продавца об Уилльяме Эйджере, ну и он, конечно, вспомнил, что тот жил в домике у Норт Филда, где и умер. Я сразу понял, о каком домике идет речь – он там только один был. Затем надо было познакомиться с теми, кто там жил, и я пошел туда. Тут мне помогла собака – она так начала гавкать на меня, что они немедленно выбежали и стали ее от меня оттаскивать, потом, разумеется, начали извиняться, и мы разговорились. Я упомянул Эйджера и наврал, будто знал его или думал, что знал, тогда женщина выразила сожаление оттого, что он умер таким молодым, а все потому, что в холодную погоду все время торчал на улице. Тогда я спросил: «А по ночам он к морю ходил?», и она ответила: «Нет он ходил по вон тому холму, с деревьями». Мне все стало ясно.

А мне кое-что известно о том, как проводить раскопки таких курганов – я и прежде этим занимался. Но в тех случаях у меня имелось разрешение владельца, и делал я это днем и не один. К тому же, прежде чем начать копать этот холм, необходимо было его осмотреть. Да еще у этих старых пихт такие корни, с которыми не просто справиться. Но почва оказалась песчаной, такую рыть легко; помимо прочего я нашел кроличью нору, которую можно легко было превратить в туннель. Самым трудным было ускользнуть из гостиницы в позднее время. Когда я придумал, как мне копать курган, я сообщил гостиничной прислуге, что меня пригласили в гости на всю ночь. В общем, я вырыл туннель – в подробности вдаваться не стану… главное – то, что корону я добыл.

Мы само собой стали удивленно и заинтересованно восклицать. Я, вообще, давно знал о короне Рейдельсхама и часто сокрушался о ее судьбе. А англо-саксонскую корону никто никогда и не видывал-то. Но у нашего парня взгляд был тоскливым.

– Да, – возвестил он, – но самое ужасное, что я не знаю, как вернуть ее теперь на место.

– На место? – закричали мы. – Сэр, да вы же нашли самую поразительную вещь в этих краях. Да ей место в сокровищнице британской короны в Тауэре. Если вас волнует владелец земли, или казначейство, или еще что, мы вам обязательно поможем. Да в таком деле формальности и не потребуются.

Чего-то мы еще говорили, но он все равно закрыл лицо руками и бормотал одно:

– Как мне вернуть ее на место?

Наконец Лонг сказал:

– Простите, возможно, я покажусь вам наглецом, но вы уверены, что нашли ее?

Я и сам хотел задать тот же вопрос, ведь, если подумать, вся эта история может показаться бредом сумасшедшего. Мне не хотелось обижать беднягу. Но он воспринял этот вопрос спокойно… правда, спокойствие его было каким-то отчаянным, так бы я сказал. Он сел и ответил:

– Да, в этом не сомневайтесь, она у меня в номере, в мешке. Хотите, пойдем посмотрим, сюда я не хочу ее приносить.

Такую удачу мы не могли упустить. И пошли с ним. Он обитал почти рядом. Коридорный как раз собирал обувь; во всяком случае, мы так подумали, потом-то мы уже не были в этом уверены. Наш гость – Пакстон его звали – совсем разволновался, он быстро влетел к себе и поманил нас за собой, потом он включил свет и запер дверь. Там он развязал свой мешок, вынул из него что-то завернутое в чистый носовой платок, положил его на кровать и развернул. Теперь я могу с уверенностью утверждать, что видел настоящую англо-саксонскую корону. Она была серебряной – какой, говорят, была и рендельсхамская, – усыпанная драгоценностями, в основном геммами и камеями, и очень простой, почти грубой работы. В общем, она очень походила на те, которые изображены на монетах и в рукописях. Позже девятого века датировать ее было нельзя. Меня она, конечно, сильно заинтересовала, и я хотел взять ее в руки, но Пакстон меня остановил.

– Не трогайте хоть вы ее, – попросил он, – я сам покажу ее вам.

И со вздохом, который было страшно слышать, он взял ее и стал поворачивать, чтобы нам было видно каждую ее деталь.

– Нагляделись? – наконец произнес он, и мы кивнули.

Он опять завернул ее и засунул в свой мешок, потом молча уставился на нас.

– Пошли к нам, – предложил Лонг, – расскажите, что за несчастье с вами приключилось.

Он поблагодарил и сказал:

– Только вы идите первыми и посмотрите сначала… свободен ли путь.

Мы его не очень-то поняли, потому как наше поведение подозрительным никому показаться не могло – в гостинице практически никого не было. Тем не менее мы крадучись… не знаю, зачем