"Аполлон-8". Захватывающая история первого полета к Луне - Джеффри Клюгер

* * *

На взгляд сотрудников НАСА по связям с общественностью, шары и моча упоминались в переговорах между «Аполлоном-8» и ЦУП слишком уж часто. Имиджмейкеры агентства и телевизионные эксперты и прежде опасались такого развития ситуации и даже обсуждали проблему между собой. Все соглашались, что нужно что-то делать, однако никто не понимал, что именно, поэтому шары и моча мелькали в переговорах по-прежнему.

Шары, по крайней мере в нынешнем полете, упоминались реже, чем в прошлых, – и, когда имеешь дело с военными летчиками вроде астронавтов, такое уже можно считать победой. Переговоры между экипажем и центром всегда были делом непростым, потому-то буквы A, C и T в позывных и командах наведения превращались для ясности в «альфа», «чарли» и «танго». Превращать W в «виски» не было такой уж нужды, поскольку дабл-ю не походило звучанием ни на что другое и букву не с чем было перепутать, однако «виски» звучало весело и по-мужски, поэтому название оставили.

Тот же принцип сработал и по отношению к шарам. Числительные не имели созвучий с другими словами и воспринимались на слух без проблем, так что один, два и три так и остались под своими именами. Зато ноль, у которого было еще меньше поводов быть перепутанным с чем-то еще, оказался неодолимым соблазном, и летчики называли нули «шарами»[44].

Уолли Ширра увлекался этим больше других и не знал удержу. Все 11 дней полета «Аполлона-7» Уолли с особым удовольствием ронял реплики вроде «в первую очередь отчитаемся по шарам», «угол между звездами составлял четыре шара», «два шара двадцать два, плюс четыре шара шесть, плюс четыре шара один».

Капком неизбежно поддавался соблазну – не мог же он сказать «ноль», когда Уолли оперировал шарами, так что голос с Земли отвечал командиру экипажа: «О’кей, все шары минус двадцать шесть восемьдесят семь».

Наконец какая-то журналистка на пресс-конференции НАСА во время полета «Аполлона-7» подняла руку и произнесла: «Я не поняла насчет шаров». Мужчины-репортеры дружно хохотали до слез.

Применительно к «Аполлону-8» поговаривали, что «шары» перейдут обратно в джентльменский «ноль». Инициатива шла явно не от отдела по связям с общественностью – там никто бы не осмелился, – и подозревали, что указание отдал сам Борман, человек совсем другого сорта, нежели Уолли Ширра. В конце концов, во время трансляций у телеэкранов будут дети, и к тому же каждый раз, когда кто-то, имеющий хотя бы отдаленное отношение к полету начинает хихикать, он отвлекается от дела. И все же привычка оставалась привычкой, а летчики – летчиками, поэтому на протяжении полета шары все-таки иногда проскакивали в речи.

Разговоры о моче были проблемой более сложной. Здесь дело касалось не только языка, да и не упоминать ее было невозможно. Ньютоновских законов движения – в частности, о движущихся объектах, имеющих тенденцию оставаться в движении, и о том, что у каждого действия есть равное противодействие, – могло быть достаточно для того, чтобы запустить корабль по направлению к Луне и затем поддерживать его в движении даже после того, как отработает третья ступень. А для сохранения нужного курса требовалось больше усилий.

Гигантский главный двигатель – SPS, «служебная двигательная система» – давал мощную тягу в 9300 кг, а каждый из 16 небольших двигателей реактивного управления – по 45 кг. Однако физика не делает различий между нужной вам силой и ненужной, поэтому даже мелкая морось мочи или другой сточной жидкости, выбрасываемой с борта космического корабля, могла дать небольшой импульс.

Пока корабли летали кругами по земной орбите, эта проблема мало кого заботила, но во время прямого, как стрела, полета к Луне даже самый незначительный толчок, сбивающий с курса в начале траектории, мог привести к огромной погрешности в конце. Даже сейчас, через неполные 48 часов после начала полета, специалисты по наведению заметили у «Аполлона» легкий уход. В итоге они регулярно обсуждали с астронавтами время и способ сбрасывания мочи.

Крис Крафт в некотором смысле был даже рад, что дело приняло такой оборот. Потенциальные коррекции курса на этапе перелета были встроенным элементом полетного плана, и по мере необходимости короткие включения SPS и длительные включения двигателей реактивного управления должны были обеспечивать нужный курс, так что экипаж, пролетевший 375 000 км, попадет в нужную точку, позволяющую кораблю выйти на лунную орбиту всего в 122 км над поверхностью Луны. Предпочтение обычно отдавалось маневровым двигателям – включать их было проще, чем главный двигатель, а любое отклонение траектории, которое можно поправить этими двигателями, по умолчанию считалось относительно мелкой проблемой.

Однако Крафт предпочитал – а на самом деле очень желал, – чтобы был задействован главный двигатель, и отклонение траектории давало для этого прекрасную возможность. По мнению Крафта, было бы крайним безрассудством допустить, чтобы корабль долетел до Луны, ни разу не испробовав в деле главный двигатель, который потом понадобится для выхода на окололунную орбиту и последующего ухода с нее. Если с двигателем не все в порядке, то лучше узнать об этом заранее и иметь в запасе день-другой для исправления ситуации, нежели вынудить астронавтов узнать о неполадке только в момент включения SPS над обратной стороной Луны, когда с Хьюстоном не будет связи. Послушав переговоры о траектории со своего места в задней части пускового зала, Крафт направился к тому, что здесь называли «траншея», – к переднему ряду пультов, где сидели специалисты по баллистике и наведению, – с намерением объявить о своих мыслях.

– Нам нужно, чтобы SPS работал, и я очень хочу посмотреть на его включение еще до того, как мы уйдем за Луну, – заявил он.

Некоторые из специалистов покачали головами. Крафт видел схему полета и считывал телеметрические данные не хуже их; корабль отклонился от курса очень незначительно, вполне в пределах действия маневровых двигателей, огромная пушка в задней части корабля для этого не требовалась. Неудачное включение главного двигателя только осложнит дело.

– Если его включить при нештатной ориентации корабля, мы можем заметно уйти с траектории, – набравшись смелости, заявил один из операторов.

– Мне все равно, – ответил Крафт. – Запускайте эту штуку, а на траекторию я вам его верну собственноручно. Мне нужно, чтобы двигатель запустили до того, как мы долетим до места.

После этого Крафт повернулся и отошел от «траншеи», так что инженерам оставалось лишь одно – делать то, что сказал Крафт. Как и было приказано, они проверили данные для маневра и выяснили, что вмешательство будет до абсурдного мелким. Необходимая коррекция курса требовала от SPS импульса, длящегося всего две секунды с небольшим, – маневровые двигатели легко с таким справились бы.

Тем не менее Хьюстон сообщил о маневре на корабль, и астронавты приготовились к выполнению. Андерс со своего правого кресла зачитывал по полетному плану действия по включению главного двигателя, Ловелл в отсеке оборудования вводил их в компьютер – из многомесячных наземных тренировок он знал последовательность команд и предвидел их раньше, чем Андерс произносил, но сейчас Ловелл строго повиновался процедуре «команда – ответ», в соответствии с которой происходил любой запуск двигателя. Борман на левом кресле вел обратный отсчет. Затем двигатель запустился, корабль толкнуло вперед, а через 2,4 секунды маневр завершился[45].