"Аполлон-8". Захватывающая история первого полета к Луне - Джеффри Клюгер

Берри беспокоили риски, которые несли пояса Ван Аллена, с самого начала программы «Аполлон», но поскольку не было другого способа улететь с планеты Земля иначе как сквозь эти тысячи километров радиации, то в итоге оставалось создать как можно более стойкий корабль и надеяться, что экипаж не пострадает. А теперь у Бормана наблюдались как раз те самые симптомы и ровно в ожидаемое время.

Берри заявил о возможности радиационного поражения Чарлзуорту, Ланни и Коллинзу, однако убедить их не смог. Ловелл и Андерс ведь здоровы, не так ли?

Пока что, ответил Берри.

Даже если пояс простирается более чем на 60 000 км в высоту, напомнили ему, то доза радиации на всем этом промежутке будет довольно низкая, лишь немногим больше, чем получает человек при рентгене грудной клетки.

Да, ответил Берри, при двухчасовом рентгене грудной клетки.

И все же Берри – ученый, и он вынужден был согласиться, что если остальные двое астронавтов не демонстрируют тех же симптомов, что и Борман, то вряд ли у Бормана лучевая болезнь.

Самым вероятным объяснением, с точки зрения Берри, оставался вирус, а если так – то ситуация серьезная. Правила полета предписывали только один выход.

– Считаю, что нам надо рассмотреть вопрос о прекращении полета, – сказал он.

Ланни, Чарлзуорт и Коллинз воззрились на него, не веря собственным ушам. Однако, согласно тем же правилам, им оставалось лишь одно – выйти на радиосвязь и передать астронавтам мнение врача. По-прежнему не выходя из резервного зала, они вызвали по радио экипаж и сразу перешли к делу.

– Доктор Берри считает, что у тебя вирус, и опасается, что Билл и Джим подхватят его тоже, – сообщил Коллинз Борману. – Он рекомендует рассмотреть вопрос о прекращении полета.

– Что?! – воскликнул Борман и повернулся к Ловеллу и Андерсу, в равной степени изумленным и разгневанным таким предложением. Глядя на свой экипаж, он понизил голос почти до шепота и произнес в микрофон: – Это предложение – чистейшее дерьмо!

Ловелл и Андерс кивнули в знак согласия.

К радости Хьюстона, Борман пришел в равновесие.

– Слушайте, тут в космическом корабле трое взрослых астронавтов, мы не собираемся просто так развернуться и лететь домой. Со мной все хорошо. – Это, пожалуй, было очень далеко от истины, но Борман тут же поправился: – По крайней мере, мне уже лучше.

И это было правдой. Полдня, которые потребовались, чтобы он признал проблему, и еще полдня, через которые НАСА отреагировало на сброшенную пленку, – этого времени оказалось достаточно, чтобы желудок успокоился. Теперь Борман точно знал, что дело не в радиации, и подозревал, что не в вирусе. Оставалась причина самая неприличная: крайний случай морской болезни. Он был первым американским астронавтом, кто в ней признался, однако полагал, что в просторном «Аполлоне» не останется последним. Как бы то ни было, говорить об этом Борман больше не собирался.

* * *

Единственный телевизор в кабинете в Центральном научно-исследовательском институте машиностроения под Москвой показывал плохо. Имелись и другие каналы, намного более чистые, но они все контролировались государством. Передачи Евровидения – а именно они сегодня были интересны собравшимся в кабинете – можно было смотреть только после подключения к телевизору особого кабеля. Инженерам, работающим в ЦНИИмаш, такое оказалось вполне под силу, но это не значило, что изображение будет безупречным.

И все же для советского космического руководства это оставался единственный способ следить за действиями трех астронавтов на борту американского корабля, который теперь, всего через 31 час после взлета, находился на полпути к Луне и собирался выйти в телевизионный эфир на Земле. Никому за пределами кабинета официально не сообщали имена собравшихся, однако среди них явно были Дмитрий Устинов – член ЦК, которого готовили на пост министра обороны, Виктор Литвинов – талантливый авиаконструктор, руководивший авиакосмической промышленностью страны, и Борис Черток – пожалуй, крупнейший в стране ракетный конструктор после недавно умершего главного конструктора Сергея Королева[41].

Накануне эти трое вместе с многочисленным начальством смотрели запуск американцев на гигантском экране в соседнем здании ЦНИИмаш, и уже сам вид ярко-белого «Сатурна-5» привел их в уныние. Сконструированная в СССР ракета-носитель Н1 – сверхтяжелая, созданная как ответ «Сатурну», но защитного цвета – еще не имела на своем счету ни одного беспилотного полета, а тем более пилотируемого, и при этом американцы доверили жизни троих астронавтов этому проклятому «Сатурну».

В определенный момент во время старта русские затаили дыхание: при зажигании двигателей второй ступени появилось огромное белое облако, как если бы «Сатурн» взорвался. Если кто-то в зале и испытал разочарование, когда выяснилось, что взрыва не было, то никто не подал виду: таково кредо ракетчиков, не позволяющих себе подобных недостойных эмоций. Через несколько секунд стало ясно, что американский корабль устремился к околоземной орбите, откуда ему лежал путь к Луне: американцы сделали еще один шаг к тому, чтобы устранить русских из десятилетней космической гонки. О чем бы в тот момент ни размышляли те, кто только что видел старт ракеты, из зала они расходились с тяжелым чувством.

Телевизионная трансляция с космического корабля – довольные и самоуверенные американцы, позирующие перед соотечественниками и утирающие нос русским, – будет восприниматься еще хуже. Поэтому никаких больше массовых просмотров передач на большом экране в НИИ-88 не будет. Устинов и несколько высокопоставленных чинов вольны смотреть что угодно в запертом кабинете с секретным кабелем, но для всех остальных телеэкран останется темным.

При начале трансляции русские не могли не отметить небрежность всего действа. Да, трое астронавтов летели к Луне, но создавалось впечатление, что к полету они относятся несерьезно и не очень-то владеют нужными навыками. Астронавт по фамилии Андерс держал в руках камеру и, по всей видимости, не знал, как с ней обращаться. Он попытался показать вид на Землю из иллюминатора, но экспозиция была неверной и изображение напоминало бесцветный блин.

– Не получается, – сказал голос из ЦУП в Хьюстоне, с явным упреком в адрес астронавта и его навыков.

– А сейчас? – спросил Андерс.

– Все равно не получается. Выходит просто яркое пятно. Непонятно, что перед глазами.

Камера описала полукруг и нацелилась внутрь корабля, изображение стало заметно лучше. Командир экипажа, по фамилии Борман, появился в кадре, но вверх ногами.

– У тебя там все вниз головой, – вновь сказал голос из Хьюстона.

– Ну, у всех свои недостатки, – ответил Андерс и перевернул камеру – верх и низ встали на места.