Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция - Ирина Фуфаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но дело ведь не только в словарях. Да и совсем не в словарях – если мы говорим о живой речи, то вовсе не в словарях мы справляемся о коннотациях употребляемых слов.
А откуда же берутся коннотации?
В обсуждениях традиционных феминитивов время от времени всплывает, что поэтесса – нехудая тетя, участница поэтического кружка; что директриса – это злобная школьная грымза; мизантропша – “это что-то толстое такое, принимающее билеты” (видимо, ассоциация с билетёршей). Но всех превзошла участница дискуссии на странице ещё одного журналиста, задавшего вопрос, как правильно назвать девушку – компьютерного игрока: геймерша или геймерка. Она откровенно выразила то, о чем, в принципе, и раньше можно было догадываться: “Гримёрша уже останется гримёршей (потому что гримёрка занята комнатой), но даже парикмахерша становится парикмахеркой, чтоб уйти от этой совковой бабищи в халате”.
• Бабища. Вот и отсюда тоже растут коннотации традиционных феминитивов. Из отношения к соотечественницам, отличающимся культурно, принадлежащим к другому поколению и социальному слою. Ко всем этим парикмахершам, кондукторшам, контролёршам, бухгалтершам. Страх, что тебя примут за них, языковое отгораживание.
Да, увы, у традиционных, прижившихся феминитивов тоже есть нежелательные ассоциации. Но это не ассоциации с названиями неодушевленных предметов, как в предыдущем случае, – зданиями, шапками, куртками, едой, учебными предметами. Это ассоциации с названиями людей. Со слишком реальными, телесными, халатными людьми женского пола.
Натяжка, навет? Увы, нет. Вот опять: “Суффикс “-ш(а)” вообще неприятный – тут и кондукторша (сразу представляется грузная ворчливая женщина), и кассирша с обязательной фразой “пакетик брать будете?”, и ещё некоторые пейоративы, к которым и привычную докторшу отнести можно”. Опять статья про феминитивы, опять защита женских прав путем унижения реальных женщин – грузных (мы ж не фэтфобы какие, но лишний вес – зашквар и позор, ясное дело), работающих не на тех работах (поэтому кассирша превращается в пейоратив).
Кстати, геймерша в неидеологических контекстах вполне популярное и оценочно нейтральное. “Я геймерша. Ну как, играю редко, но метко”. Есть и паблики с названием “Типичная Геймерша”.
Мы видели, что до революции феминитивы авторша, лекторша, лидерша и даже авиаторша свободно употреблялись в газетах, статьях, воспоминаниях и никаких негативных коннотаций не содержали. А как насчет более современных источников?
Полностью нейтрально употребляет слово авторша Владимир Набоков, но он носитель законсервированного русского языка. У соотечественников же может звучать легкая снисходительность. “Молодая авторша запальчиво обругала его и ещё двух достойнейших драматургов на их встрече-беседе с молодыми драматургами Ленинграда” (С. Алешин. “Встречи на грешной земле”. 2001). Вот журналистка описывает “комическое впечатление”, которое производят большие бисерные картины, и в тексте возникают “анонимные авторши” (Э. Порк. “Эпоха бисера” в Музее имени Пушкина. Картинка с выставки”. “Известия”. 15.08.2002).
А вот и признаки бабищи, по крайней мере, кого-то стереотипно и нелепо чувствительного. И толстого, конечно. Быть одновременно толстым и чувствительным – грех непростительный. “Толстая авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку – а мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом” (А. Щеглов. “Фаина Раневская: вся жизнь”. 2003).
С лекторшей и редакторшей примерно то же. “Лекторша была ученая тетка в очках и сером костюме” (В. Аксенов. “Пора, мой друг, пора”. 1963); “Омерзительная старуха соседка Полина Власьевна, редакторша из “Профиздата”, как только выходила на кухню, начинала громко, хорошо поставленным голосом лекторши объяснять второй соседке, вдове шофёра-золотаря Файзуллаева, как в ее время относились к свободной любви” (А. Кабаков. “Сочинитель”. 1991); “Вышедшая из дверей павильона сердитая редакторша в досаде уставилась на них: “Господи, вы уже вместе?! Вы же все испортили! Мы планировали показать зрителям внезапную вашу встречу…” (“Мозаика войны”. “Наш современник”. 2004). В общем, что-то не так. “Гламурная акула, мудрая и циничная редакторша глянцевого журнала” (Алексей Маврин (А. Иванов). “Псоглавцы”. 2011).
Вообще-то, похоже, эти контексты свидетельствуют не столько о пренебрежительном налете самого слова, сколько снова об отношении. О некоторых особенностях не столько языковой единицы, сколько взгляда, падающего на редактора, автора, лектора в юбке.
Впрочем, вполне нейтральных контекстов не меньше. “А чуть ли не за день до отъезда Василий Макарович неожиданно сам ко мне подошел: – Ты свободен после обеда? Сегодня редакторша моя мосфильмовская приезжает, Ира Сергиевская. Будет смотреть в клубе, чего мы тут наработали” (В. Фомин. “Калина красная”. “Родина”. 2010). “Авторша некоей книги, обложку которой я разглядел не сразу, давала автографы. Тонкая, ломкая, большеглазая, с короткой мальчиковой стрижкой Эрота. Лицо вечной юности, нимфа беззаботности и наслаждения. Вся звонкая, изменчивая, как быстрая вода…” (А. Иличевский. “Перс”. 2009).
Еще интересный источник информации о коннотациях феминитивов – неформальное, но заслуживающее уважения исследование блогера kot_kam, проведенное в 2016 году на основе опроса пользователей Живого Журнала об их восприятии феминитивов. Отвечало более 200 человек. Этот опрос касался не только слов на -ша, но и самых разных единиц, традиционных и вновь созданных от таких, как поэтесса, певица, начальница, писательница, учительница, до таких, как экспертичка, комментаторка, магичка, гончарыня.
Варианты ответа включали: “нормальное, нейтральное слово”; “нейтральное, но разговорное, просторечное, есть ситуации, где оно неуместно”; “чисто книжное или устаревшее, сейчас так не говорят”; “пренебрежительное, ироническое или грубое”; “нет такого слова, оно придуманное”; “ни разу не встречала”; “затрудняюсь ответить”. Как и следовало ожидать, лишь певица для 100 % отвечавших стопроцентно нормально. Остальных лидеров нормальности таковыми сочло от 90 до 98 %. Это феминитивы учительница, писательница, преподавательница, аспирантка, лаборантка, начальница.
То, что некоторые считают эти слова разговорными/просторечными и неуместными в каких-то ситуациях – официальных, понятное дело, – тоже закономерно. Неожиданно, что нашлись и те, кто считает их грубыми или пренебрежительными. Так что обольщаться по поводу безупречных респектабельных финалей типа -ница не стоит.
На противоположном конце шкалы лидер по пренебрежительности, тоже ожидаемый, – врачиха. Его сочли таковым 57 %. Правда, для 40 % оно всего лишь разговорное или просторечное, но при этом оценочно нейтральное. На втором месте странное судьиха, дальше физичка и лишь на четвертом – директорша, после них – докторица и с большим отрывом – автоледи (видят пренебрежение 30 %).