Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров

Годом раньше, в 1939 году, в Тбилиси вышла поэтическая эпопея Леонидзе «Сталин. Детство и отрочество». Все эти вещи находились в сталинской библиотеке. Больше того, вскоре после войны, в 1947 году, в Москве была роскошно издана эпопея Леонидзе о детстве и отрочестве вождя в переложении русского поэта Николая Тихонова, искреннего ценителя и знатока грузинской поэзии и культуры. Без сомнения, и автор, и переводчик, и редакторы издания хорошо поработали над дозволенной мемуарной литературой и в поэтизированной форме передали всемирно-историческое значение рождения младенца Сосело и обстоятельства возмужания Сосо (уменьшительно-ласкательные от Иосиф – Осечка, Ося). Не только в этой части работы, но и в дальнейшем мы при случае будем прибегать к крепко сбитому поэтическому тексту Леонидзе-Тихонова, относясь к нему как к своеобразному историческому источнику, поскольку поэма явно была одобрена самим вождем. За эти и другие героико-поэтические произведения грузинский академик Г. Леонидзе трижды награждался Сталинской премией: в 1941, 1950, 1952 годах. Поэт любил прибавлять к своей фамилии гордое: «орденоносец».

Возвращаясь к характеристике молодого Сталина как начинающего романтика и революционера, толчком для которого послужило государственно-унижаемое национальное достоинство подданных, процитируем текст, который мог быть написан со слов самого Сталина или тех, кто с ним учился в православном Горийском училище и сам был участником похожей сцены:

Очевидно, русский язык он действительно первоначально вынужден был осваивать в училище «из-под палки», что безошибочно угадал Троцкий еще в середине 30-х годов. То, что он с обидой вспоминал о запрещении грузинского языка как о проявлении русификаторской политики в семинарии, упоминают мемуаристы. О насильственной русификации Грузии говорится в многочисленных изданиях, школьных и вузовских учебниках истории, первые варианты которых он лично редактировал. В учебнике «История СССР. Россия в XIX веке», неоднократно переиздававшемся в 30–50-х годах под редакцией одного из официальных историографов сталинской эпохи М. В. Нечкиной, совсем не случайно отмечалось: «После 1801 г. в целях дальнейшей русификации Грузии и централизации всего аппарата управления было решено подчинить духовенство и все церковные имущества синоду и экзархату (округ православной церкви, формируемый в Грузии царским правительством)»[260]. Так что, видимо, с детства Российская империя была для него империей неправедной и русской. И именно против таковой был первоначально направлен его протест.

Остаточные следы антиимперско-русской направленности прослеживаются буквально во всем его не только раннем творчестве, но и в зрелые годы в официальной пропаганде, в исторических трудах, в официально одобренных произведениях разного жанра. Анри Барбюс воспроизвел ее со свойственным французу темпераментом: «Управлять другими национальностями, как, например, грузинами, для царя означало – угнетать их. Можно сказать, что в те времена кавказские народности пользовались только одним правом – правом быть судимыми. Они имели лишь одну свободу – свободу стонать, да и то только по-русски. При таком порядке вещей в колонии, попросту прицепленной к территории господствующей русской национальности, естественно возникало националистическое движение с конечной целью освобождения Грузии»[261]. Казалось бы, все ясно, но жизнь, как известно, сложнее, чем представления о ней.

В мае 1937 года некто, представившийся ленинградцем Иваном Сергеевичем Книжником-Ветровым, известный в свое время журналист, в 1917–1918 годах сотрудничавший с редакцией газеты «Правда» и печатавшийся в журнале «Молодая гвардия», прислал Сталину или, точнее, Товстухе письмо и большую статью. Он обращал внимание на ряд серьезных ошибок и умолчаний в официальных биографиях и биографических материалах о вожде, в частности в ряде газетных публикаций и в учебнике «История СССР» для 3–4-х классов, только что вышедшем под редакцией профессора А. В. Шестакова. Но дело было не только в ошибках и неточностях, а в скудости сведений о детских и юношеских годах жизни вождя. Книжник-Ветров обнаружил интересные сведения в двухнедельном журнале «Духовный вестник Грузинского экзархата», выходившем с 1891 года под редакцией ректора Тифлисской духовной семинарии, и в ежегоднике «Кавказский календарь», издававшемся в Тифлисе с 1845 года. В «Кавказском календаре» за те годы, в какие учился Сталин в духовном училище, было указано, что там преподавали одновременно и грузинские, и русские учителя-богословы. Они вели занятия вместе со старшими семинаристами и преподавали не только русский и церковно-славянский языки с первого по четвертый классы, но и грузинский и греческий языки. Помимо богословия преподавали чистописание (отсюда и красивый сталинский почерк), арифметику, географию, а также славянское церковное пение, русское, грузинское и имеретинское церковное пение. Большую часть предметов вел Михаил Иванович Имуридзе, «который очень придирался к тов. Сталину». В духовной семинарии прибавился латинский язык (долгое время не было учителя), а также преподавалась русская словесность (все годы обучения), логика и психология, алгебра, геометрия, тригонометрия, физика, космография. В старших классах, в 5-м и 6-м (последнем), обучение проводилось четырьмя кафедрами: «Основное догматическое и православное богословие», «Гомилетика, литургия и практическое руководство для пастырей церкви», «Библейская история, общая церковная история и история русской церкви», «Обличительное богословие и история и обличение русского раскола». Судя по дальнейшим сталинским пристрастиям, не только руководство для пастырей, гомилетика, но и обличительное богословие оказали влияние на его полемические приемы и политические привычки. Там же он получил и первые уроки нетерпимости к «раскольникам» и всевозможным уклонистам от «генеральной линии» православия, то есть к еретикам. Кроме русского, других современных европейских языков в семинарии не изучали вообще. В старших классах действительно преподавали большей частью русские учителя.