Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров

Примечательно, что по гражданской и церковной истории, по логике у Иосифа были посредственные отметки, хотя в целом до пятого класса семинарии он учился хорошо. Таким образом, и в училище, и в семинарии учили и грузинскому, и русскому языкам, но разговорным официально считался русский. При поступлении в училище был предусмотрен подготовительный класс, где грузинских детей в течение одного или двух лет специально обучали русскому языку[262]. Обучение началось, когда Сталину было уже около одиннадцати лет, и, видимо, поэтому он так никогда и не смог избавиться от сильного грузинского акцента, но уже ко времени окончания училища научился сносно писать по-русски.

Обучение было платным. Вокруг вопроса о том, кто платил за обучение будущего вождя, в литературе высказывались самые невероятные предположения, вплоть до намеков на предосудительные заработки матери Иосифа, которая нанималась убирать в богатых домах. Архивные источники говорят, что, действительно, за неуплату мальчика на первом году обучения хотели исключить из училища. Отец даже забрал его оттуда домой помогать по сапожному делу. Но мать добилась от духовного начальства не только освобождения от платы (40 рублей в год), но и небольшой стипендии для сына – 3 рубля в месяц. Так продолжалось до окончания училища, а затем до пятого класса семинарии в Тифлисе, когда Кобе стукнул двадцать первый год. По официальным документам, не перевели его в выпускной шестой класс по очень обыденной причине. В разрядном списке Тифлисской духовной семинарии за 1898–1899 учебный год говорится: «V класс, 1-е отделение… Увольняется из семинарии за неявку на экзамены по неизвестной причине Джугашвили Иосиф»[263]. Позже на допросах полицейским он отвечал, что его исключили за неуплату, а товарищам по партии, советскому народу и своим биографам – за успешную революционную деятельность. У меня же есть основания для предположений о том, что истинная причина могла лежать в сфере любовных и сексуальных увлечений уже вполне зрелого семинариста. Позже остановлюсь на этом подробней. Во всяком случае, о его связях с женщинами до первой женитьбы в 1903 году, то есть на 25-м году жизни, ничего не было известно. Но невозможно поверить в то, что молодой темпераментный кавказец, у которого и в более зрелые годы была масса весьма бурных увлечений, не завел до женитьбы хотя бы одну интрижку.

Тифлисская духовная семинария (как и другие семинарии страны) воспитала целую плеяду активнейших революционеров. О некоторых из них, соратниках Сталина, мы еще будем упоминать. Но не забудем, что она же, то есть церковь, воспитала и самого страшного своего гонителя за всю тысячелетнюю историю русского православия – более разрушительного гонителя христианства, чем все «иноверцы», вместе взятые, в том числе татары и монголы. И это, конечно же, было не случайно.

Спустя много лет он все еще со злостью вспоминал те унижения и издевательства, которые ему пришлось пережить в «пансионе», а фактически в казарме-монастыре для мальчиков. В одном из самых откровенных интервью, данном немецкому писателю Эмилю Людвигу в 1931 году, на вопрос: «Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?», Сталин довольно холодно ответил: «Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем не плохо». Далее произнес небольшую, но страстную обличительную речь: «Другое дело православная духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и иезуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером, сторонником марксизма, как действительно революционного учения». На это Людвиг, лучше многих современников догадывавшийся о подлинных силах, двигавших сталинской натурой, спросил: «Но разве Вы не признаете положительных качеств иезуитов?» – «Да, у них есть систематичность, настойчивость в работе для осуществления дурных целей. Но основной их метод – это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, – что может быть в этом положительного? Например, слежка в пансионате: в 9 часов звонок к чаю, уходим в столовую, а когда возвращаемся к себе в комнаты, оказывается, что уже за это время обыскали и перепотрошили все наши вещевые ящики… Что может быть в этом положительного?»[264] Понятно, что речь идет не об иезуитах, а о православных наставниках, использовавших «иезуитские» методы. Смею заверить читателя, что и в сталинские, и в более поздние времена те же самые (буквально!) издевательства практиковались не только в советских тюрьмах (знаменитый «шмон»), но и в армейских казармах, в пионерских лагерях, в студенческих и стройотрядовских общежитиях. Здесь я опять выступаю как свидетель.

* * *

У подпольщика Джугашвили было несколько десятков псевдонимов, но три из них (в разных модификациях) сопровождали его всю жизнь. Происхождение и символическое значение самого известного – Сталин от слова «сталь» – прочнейшего рукотворного материала, обладающего одновременно особой твердостью и гибкостью, не нуждается в дополнительных пояснениях для человека, владеющего русским языком. На Кавказе стальной, булатный клинок пользовался особым, почти ритуальным поклонением. Сам Сталин в 1934 году подтвердил, что для него псевдоним ассоциируется именно со сталью. Причем подчеркивал, что не он сам избрал этот псевдоним, а его ему дали «товарищи в 1911 или, кажется, в 1910 году. Они считали, – не без кокетства говорил Сталин, – что имя это ко мне подходит»[265]. Два других псевдонима – грузинское имя Коба и русская как будто бы фамилия Иванов, а может быть, отчество – Иванович, как это ни странно, требуют пояснений. Речь идет не столько о происхождении, сколько о таящихся в них, казалось бы, прямо противоположных смыслах.

Для большинства партийных соратников Сталина псевдонимы служили скорее удобными ярлыками. Они облегчали нелегальную жизнь, скрывали социальное и национальное происхождение, позволяли богатым или знатным родственникам сохранять свой статус. Но для некоторых революционеров псевдоним нес еще дополнительную, идейную, программирующую функцию. С его помощью человек ощущал себя продолжателем начатого героем дела или наследником его умственных и душевных свойств. Он как бы брал на себя обязательство играть в своей жизни схожую роль. Как известно, близкий дореволюционный соратник Сталина Л. Б. Розенфельд, живший в те же годы в Тифлисе, печатавшийся в тех же, что и Сталин, большевистских газетах под псевдонимом Юрий[266] и входивший, как и он, в Кавказское союзное бюро РСДРП, а затем ставший одним из одиознейших его врагов, избрал себе тогда же новый псевдоним Каменев. Избрал он его, скорее всего, не только из-за исключительной твердости этого предмета и как бы претендуя на особые свойства своего характера, но и намекая на твердокаменную верность марксистским идеям. «Каменев» – это русская калька евангельского имени апостола Симона-Петра. «Петр» переводится с древнегреческого – «камень», «скала». Похоже, что Розенфельд-Каменев вживался в образ первого апостола. Не ясно только – апостола Маркса или апостола-ленинца? Троцкий (Бронштейн), сам избравший славянский псевдоним и неплохо осведомленный на этот счет, рассуждал примерно так же: «С этого времени (1912 год. – Б. И.) кавказец усваивает русский псевдоним Сталин, производя его от стали. В тот период это означало не столько личную характеристику, сколько характеристику направления. Уже в 1903 году будущие большевики назывались “твердыми”, а меньшевики “мягкими”. Плеханов, вождь меньшевиков, иронически называл большевиков “твердокаменными”. Ленин подхватил это определение как похвалу. Один из молодых тогда большевиков остановился на псевдониме Каменев, – по той же причине, по какой Джугашвили стал называться Сталиным. Разница, однако, та, – с усмешкой отмечал Троцкий, – что в характере Каменева не было ничего каменного, тогда как твердый псевдоним Сталина гораздо больше подходил к его характеру»[267].