Кроссовки. Культурная биография спортивной обуви - Екатерина Кулиничева

Впрочем, негативная реакция на кроссовки в формальных городских ситуациях встречалась не только у мужчин: недовольство новой практикой разделяли и многие женщины. В письме читательницы The New York Times описывается спровоцированный кроссовками спор с матерью, приехавшей погостить в Нью-Йорк из Бостона. «Необходимость перемещаться между домом и работой — пять миль туда и обратно — превратила меня в беду и наказание матерей, такой вид женщины, которая носит кроссовки днями напролет в центре Манхэттена», — констатирует автор, признаваясь, что променяла на спортивную обувь туфли с открытым носком, через который был виден накрашенный красным лаком ноготь (Weissman 1982). Очевидно, что эти два вида обуви воспринимались самой героиней совершенно по-разному, в том числе в контексте конструирования привлекательной версии себя. Показательным можно считать описание практики переобувания из кроссовок в модельную обувь, к которой автор прибегала в начале, когда доходила до своего офиса: «Две мои идентичности, спортивная и жизнерадостная я и кокетливая я[134], приходили одна на смену другой» (Ibid.). Однако несмотря на это, со временем она отказалась от переобувания, поддавшись «соблазну комфорта». Впрочем, это объяснение вызвало у ее матери предсказуемую реакцию: «Это не оправдание» (Ibid.).

Почему кроссовки на женщинах в неспортивном контексте могли восприниматься как нарушение эстетических норм? Можно вспомнить, что ноги — та часть женского тела, к которой исторически было приковано особое внимание. Женской ступне традиционно предписывалось быть небольшой и изящной, и во многих культурах это считалось одним из показателей привлекательности. Это вынуждало женщин идти на жертвы. Даже изящные туфли на невысоком каблуке или вообще без него, ставшие популярными у женщин привилегированного класса в начале XIX века, в подошве часто не совпадали с реальной шириной стопы своей обладательницы, о чем свидетельствуют следы износа на боках подлинных исторических экземпляров[135]. В свою очередь, баскетбольные и беговые кроссовки 1980-х годов были довольно массивными и не слишком соответствовали этому глубоко укоренившемуся в культуре идеалу. Например, один из авторов The New York Times как-то сравнил популярную в то время высокую спортивную обувь с «гигантскими маршмеллоу» (Leggy look 1984).

В определенном смысле спор о том, может ли женщина носить кроссовки в повседневной жизни, сводился к вопросу о том, какого размера может быть нога привлекательной женщины[136]. Безусловно, история знает знаменитых красавиц и икон стиля с большими ногами, но их скорее можно считать исключениями. Рассказывая о магазине мужской обуви, среди покупателей которого во второй половине 1960-х годов появились женщины, заказывавшие обувь для себя, журналистка Мэрилин Бендер писала: «Большая нога стала модной с тех пор, как Жаклин Кеннеди оставила свою обувь на пороге индийского святилища и предприимчивый репортер рассказал всему миру, что она носит размер 10 А» (Bender 1967). Впрочем, количество таких клиенток в общей массе покупателей было, судя по всему, невелико. К тому же сложно сказать, не выдавала ли автор, говоря о модном статусе больших ступней, желаемое за действительное. Сегодня ситуация осложняется тем, что в среднем ноги у современных женщин, по-видимому, больше, чем у их бабушек и прабабушек, и соответствовать культурному стереотипу о маленькой ноге им объективно еще сложнее.

Как отмечает Элизабет Уилсон, в XX веке женскую моду на бытовом уровне понимали как средство усовершенствования внешнего облика (Уилсон 2012: 26). В этом контексте противостояние кроссовок и каблуков предстает в новом свете. Кроссовки не могут решить проблему большой ноги и выступать в роли такого корректирующего средства. В свою очередь, обувь на каблуке традиционно воспринимается как аксессуар, способный визуально сделать ногу меньше и добиться вожделенного изящества. Потому за ними в культуре закрепилась репутация костюмного инструмента, помогающего женщинам представить миру улучшенную версию себя. Не случайно опыт ношения каблуков в повседневной жизни ассоциируется с преображением. Иллюстрацией в данном случае могут служить практики перевоплощения женских персонажей (makeover), популярные, например, в кино. В другой трактовке каблуки могут восприниматься как знак специфической «женской силы» (girl power), инструмент адекватной (само)презентации и перформативный элемент (Persson et al. 2015: 59). Это представление об обуви совпадает с существующим у определенной части общества запросом на образ сильной женщины, которая не повторяла бы буквально мужские приемы и практики, в том числе костюмные, а вырабатывала бы собственные. Здесь можно вспомнить Вивьен Вествуд, которая «никогда не думала, что есть сила в том, чтобы быть мужчиной второго сорта» (цит. по: Ibid.). Подобные концепции быстро коммерциализировались и ушли в массовую культуру. «Сильные женщины» на эстраде, такие как Дженнифер Лопес или Бейонсе, как правило, выступают на каблуках, а не в кроссовках.

Как усваиваются подобные культурные значения? По мнению Адама Г ечи и Вики Караминас, суждение о женственности выносится «в соответствии с серией устойчивых и мобильных стереотипов, продвигаемых идеологией (буржуазных, гетеронормативных „традициональных“» ценностей), с одной стороны, и (полем) популярной, коммерческой репрезентации (журналы, медиа, кино, телевидение), с другой (Geczy, Karaminas 2015: 77). Но в популярной культуре мы практически не имеем примеров перевоплощений, когда кроссовки и другая обувь на плоском ходу преображала бы женщину и меняла ее жизнь в лучшую сторону так же, как это в традиционном представлении способны сделать каблуки.

Спорт в целом ассоциируется скорее с нормативной мужественностью, чем с нормативной женственностью. Безусловно, исторически спорт способствовал эмансипации и сыграл большую роль в борьбе женщин за расширение своих прав и возможностей. Но в то же время в этом поле женщина часто оказывалась в противоречивом положении[137]. Спортивный бум второй половины XIX — начала XX века затронул и женщин, но этот процесс сопровождался дискуссией о том, стоит ли представительницам «слабого пола» увлекаться тренировками? Противники новых практик часто апеллировали к медицине и психологии: существовала точка зрения, что женщины слишком хрупки, серьезные занятия могут нанести им непоправимый физический ущерб, а свойственная спортивным состязаниям ожесточенная конкуренция противна мягкой женской природе и способна непоправимо испортить характер.