У каждой лжи две правды - Анна Мария Роу

– Всё в порядке, спасибо.

– А вот ещё, – горничная поставила поднос на столик и достала из кармана форменного фартука листок бумаги, сложенный вчетверо. – Вам записку велели передать.

– Кто?

– Так жених этот ваш, ну, панич профессорский.

– Пан Йержимановский?

– Во-во, язык сломаешь, пока выговоришь!

Листок Стефания взяла, аккуратно развернула, прочла всего несколько строчек.

«Я нашёл кое-что интересное в библиотеке пана профессора. Приходи как можно быстрее. Всегда ваш…»

– Ядвига, мне нужно помочь одеться! – идти придётся, и как можно скорее. Наверное, это связано с Рунихеном? Или же с женской магией? В любом случае не стоит терять времени.

– В сад гулять пойдёте? Я помню, у вас было симпатичное платьишко. С рюшами такими и бантиками.

– Нет, – она остановила девушку, нацелившуюся потрошить гардероб. – Костюм для города. Он один там такой и его уже должны были почистить.

– Как скажете, – этот наряд восторга не вызвал. – А куда это вы с утра пораньше?

– К Хоментовским, – Стефа быстро перекусила. Есть впопыхах – плохой тон, но иногда эта дурная привычка здорово выручала. А когда никто не видел, так Стефания и читать могла. Но сейчас она спешила. – Вызови лакея, мне нужно сопровождение.

– А зачем вам? А, так вы ж пани! Вот нам, простым девушкам можно гулять по городу в одиночку. А вам только с кем-то… А ваша как-там любопытная пани куда делать? Второй день она на кухне не ошивается? Случилось чего?

Любила пани Мацкевич поесть. И ничего с этим сделать нельзя было.

– Уехала.

– Так давайте я вас сопровожу, а? Мне и на рынок надо.

Стефания кивнула и скрылась в ванной приводить себя в порядок.

Слуги… Без них было невозможно комфортное существование. Они зажигали камины и печи для обогрева, меняли светильники, убирали пыль и мусор, чистили и чинили одежду, готовили пищу, покупали продукты, сервировали стол и следили за фамильным серебром, выполняли сотни поручений и фактически становились частью семьи. Им привыкли доверять, в них не видели угрозы, они знали и замечали многое, но клятва держала покрепче хорошей оплаты.

Однако клятва касалась лишь членов семьи хозяев…

А как с этим обстояло в Та-Мери? Там же кроме свободных слуг были и рабы… Но и тем и другим легко могли вырвать язык. Ничего личного, просто так принято, дополнительная гарантия верности и лояльности. И ни Прекраснейшая, ни Сильнейший тоже не видели угрозы в безмолвных тенях, подающих напитки и яства, приносящих невесомые ткани, меняющих цветы в вазах, гуляющих с их леопардами…

А они тоже ходили в храмы, тоже молились богам, верили каждому слову жрецов. И им тоже могло что-то не понравиться… Фараон, пусть даже и носит этот титул женщина в мужском платье, – бог на земле. Жрец, каким бы сильным он ни был, всего лишь пыль под ногами того, в ком течёт божественная кровь. Как смеет он осквернить божественное тело? Так может, и фараон не такой уж бог?

А кровь… Она у всех красная.

Через час девушки шли по улице. Ядвига едва успевала за пани.

– Зачем вы повозку не взяли, пани? Зачем вам ножками ходить? Устанете же! Вы же благородная! Образованная! Ой, кочки! Поосторожнее! И помедленнее! Тут давеча тротуар ремонтировали, так камни какими-то острыми стали. Ходить совсем неудобно. Ну куда же вы спешите, пани? Вас разве батюшка с матушкой не учили, что пани должна ходить степенно, аки лодочка по морюшку плывёт.

– Мои родители меня учили чувству собственного достоинства, скромности и стойкости!

– Бедными что ли были?

– В деньгах не нуждались… – Стефания потупилась и спрятала полуулыбку.

Её родители были богаты. Наверное…

Тогда, в детстве и отрочестве, она не придавала этому значения. Стефании было хорошо и в хлопчатых платьюшках и в шёлковых. Ей казалось, что у всех есть лошадка-каталка, пупс, открывающий и закрывающий глаза, плюшевый мишка. Каша с молоком каждый день, суп и горох с котлетой, булочка к чаю. Званые обеды раз в неделю, когда в дом приезжали деловые партнёры пана Заремского, а Стефе приходилось терзать скрипку и демонстрировать хорошее воспитание.

– Ну да, вы же богатые, с золотых блюд ели, на пуховых перинах спали. Вам нас, простых девушек, не понять. Ух, если бы я была пани, то…

Отец заработал своё состояние сам, а мать с самого начала была ему верной помощницей. Они умели ценить каждую заработанную монету и не изменили своей привычке скромной жизни, даже когда купили тот банк, в который отнесли первую заработанную тысячу злотых.

– Платье бы заказала. Красивенное, что аж ух. Да не того бледного шёлку муарового, который в разводах весь, будто грязный, а из атласа. Блескучего… Или тафты. Идёшь такая, и шуршишь. И все видят – настоящая пани идёт.

– И слышат…

Вчера Янек осторожно выдвинул предположение, что на неё, а возможно, и на её родителей навесили проклятие «избирательного видения» именно из-за наследства. Да, незаконно, да, только предположение… Чтобы узнать точно, нужно хотя бы эксгумировать останки… Которых не существует.

Но кто? Кто-то из партнёров отца? Деловитый мистер Бауман, вечно пахнущий дорогой цветочной водой, от которой девочке хотелось чихать и слезились глаза. Или же мистер Питтерсон? Мистер Макдаун? Мистер ещё какой-то там… Все они урвали кусок от бизнеса её отца.

Дядюшке тоже хватило.

Ведь дочь-то Заремских… Того, не может вступить в право наследования. Слишком мала. А потом оказалось, что не может контролировать свою магию… По условию в завещании отца. Нотариус его видел, подписал, одобрил и в Храм жаловаться не побежал. Значит, не так уж она страшна, эта магия. Необычна только.

Кто?

И муженёк вообще считает, что стоит заниматься делами живых и искать мага, который бы расплёл и разобрался с тем заклинанием, которое искажает восприятие реальности уже у Стефании.

– И бусы жемчуговые в три ряда. И брошку с кулак… Вот сюда, пани, этой дорогой быстрее дойдём.

Потому что это оно пока почти безвредное, но рано или поздно начнёт мутировать. И что тогда она не заметит? Симпатию со стороны молодого человека? Надвигающийся шторм или хорошую погоду? Или же троих мужчин, перегородивших узкую улочку…

– Идём с нами, пани! Хозяин хочет с тобой поговорить.

Стефа обернулась. Ядвиги рядом не было.

Испугалась и убежала? Или же сама привела и бросила.

И никого.

Не самое время вести светские беседы. Не самое время для страха, от которого останавливается дыхание и леденеют пальцы.