Беги, детка, беги - Дон Бот

нас и исчезает вместе с Мисси в своем подвале. Ты следуешь за ним, и я позволяю тебе, Оливия. Ему это нужно.

Мейсон

В моей голове ты стала ею, Эмилия, когда центр моей вселенной сдвинулся.

Я должен был это сделать, потому что иначе любое воспоминание о ней разрушит меня. Я даже не догадывался, что внутренне я такой же мягкий, такой же чертовски хрупкий и нормальный, как и все остальные.

В моем подвале до сих пор пахнет ею. Он всегда будет пахнуть ею, потому что я сохранил ее аромат в своем носу. Мама следует за мной. Я сижу на диване — на том самом диване, на котором она лежала еще несколько часов назад. Мама вздрагивает от здешней обстановки, но я нахожу этот хаос очень подходящим. Мой подвал выглядит так же, как и моя душа. Полностью разрушен. Она просто стоит и смотрит на меня. Я смотрю на нее — на ту единственную женщину, которую любил с самого начала, и всегда буду любить, — и так благодарен, что не совсем одинок и никогда не буду одинок, пока есть она и мой отец. Только теперь я понимаю, как мне повезло с родителями. До меня, наконец-то, доходит. Не каждый бы справился со мной, не выгнав из дома. Вообще-то, никто даже не пытался бы, но мама даже не задумывалась об этом.

— Я все еще чувствую ее, мам. — Черт, я все еще звучу, как потерянный маленький мальчик. Мама подходит ко мне и садится рядом. Потом она притягивает меня в свои объятия и гладит по волосам. Она всегда пахнет одинаково, и обычно я нахожу запах успокаивающим, но сейчас я не могу успокоиться. Как будто кто-то со всей дури ударил меня кулаком прямо в лицо. Я больше не плачу, потому что не осталось ни одной слезинки. Больше ничего не осталось. Я отклоняюсь от нее.

— Больше ничего не имеет значения, мам. Нет никакого смысла.

Встаю и иду в ванную.

35. Ты меня любишь, Мейсон

Эмилия

Мы с Райли едем на машине. Это будет как минимум двенадцатичасовая поездка, Мейсон, и у меня будет очень много времени, чтобы подумать о тебе. Как ты смотрел на меня вчера, как прикасался ко мне и что показывал только своим телом. Даже сейчас я чувствую отголоски этого каждой клеточкой своего существа. Эти чувства были самыми интенсивными, что я когда-либо испытывала, и они выжжены под моей кожей.

Ты меня любишь, Мейсон.

Но никогда этого не скажешь, потому что боишься разрушить меня.

Разве ты не заметил, что я уже разрушена?

Я хотела еще раз тихонько спуститься к тебе сегодня утром и посмотреть на тебя, прежде чем уехать. Сохранить в голове твое мирно спящее лицо, но у меня не получилось, Мейсон. Райли, как ищейка, все время висел у меня на хвосте, с самого утра. Потому что, когда вчера я расстроенная поднялась наверх от тебя, он сидел на краю кровати и ждал меня. Мое сердце чуть не выскочило из груди, когда он безэмоционально спросил:

— Ну как? Прощальный трах был хороший?

С тех пор, как вчера произошла вся эта драма, Мейсон, когда я держала перед ним твое лицо в руках и успокаивала тебя, Райли как будто стал другим человеком. Сейчас он так злобно смотрит сквозь лобовое стекло, я никогда его не видела таким.

Светит солнце, на мне солнцезащитные очки, что тоже хорошо, потому что мои глаза снова и снова наполняются слезами. Все во мне кричит вернуться обратно в твой дом. Я хочу лечь к тебе в постель, Мейсон. Хочу прижаться к твоей груди, хочу вдохнуть твой аромат и зарыться лицом между твоим подбородком и шеей. Я хочу вдохнуть твой запах и хочу, чтобы твои сильные руки обернулись вокруг меня и прижали меня к себе. Я хочу чувствовать тепло твоего тела и слышать твое размеренное дыхание, твое сердцебиение. Хочу поцеловать тебя и хочу, чтобы ты сделал со мной то, что сделал вчера. Я хочу услышать от тебя, что ты любишь меня, и хочу сказать, что люблю тебя. Но я также хочу, чтобы ты ударил меня по заднице, когда толкаешься в меня сзади, чтобы схватил меня за волосы и снова показал мне, кому я принадлежу.

Я знаю, как поступила с тобой, когда ты увидел меня с Райли.

И знаю, как поступила с Райли.

Я была в отчаянии и хотела добиться от тебя хоть какой-нибудь реакции, чтобы ты снова стал самим собой, взорвался, сказал что-нибудь, сделал мне больно, дал бы мне что-то, чтобы я вышла за свои границы.

Мне было невыносимо знать, что ты рядом, и противно от того, что я сказала Райли, и как больно, должно быть, сделала ему. Я могу понять, почему он смотрит на меня только с этим суровым блеском в глазах. Так зачем я с ним еду? Почему мы это делаем? Все те причины, которые я придумала себе, больше не имеют смысла. Но знаешь, как это бывает, Мейсон? Когда что-то вбил себе в голову и теперь должен пройти через это. Ты обручилась, и все об этом знают. Любовь твоей жизни тебя отвергла. А ты стоишь у пропасти и не знаешь, где приземлишься, если прыгнешь. Тебе знакомо это чувство?

Где я окажусь, если останусь одна, Мейсон?

Кем я стану?

— Эмилия! — рявкает Райли, и я подпрыгиваю.

— Что? — растерянно спрашиваю я.

— Я обращаюсь к тебе уже в четвертый раз. Снова думала о его члене? — кричит он, и я краснею, потому что так и есть. — Господи, ты такая мерзкая, — говорит Райли и раздраженно стонет.

Он меня ненавидит, Мейсон. Не знаю, почему он до сих пор меня не бросил и почему я до сих не ушла от него.

— Твой телефон. — Он протягивает руку ладонью вверх, и я хмурю лоб.

— Что?

— Дай мне твой телефон, Эмилия!

— Что? Зачем? — растерянно спрашиваю я.

— Просто дай мне свой чертов телефон, Эмилия! — о, Господи, Мейсон, я сразу же думаю о всех тех фотографиях, что отправила тебе и получила в ответ, и которые сохранила, все до единой. Я не хочу давать ему свой телефон, Мейсон, там все наши сообщения, типа: «Ты уже спишь? Он уже спит? Когда ты придешь? Я хочу трахнуть тебя, Эмилия».

— Я не дам тебе мой телефон, Райли!

— Если ты не отдашь сама, я остановлюсь и заберу его силой,