Мое чужое сердце - Кэтрин Райан Хайд

Я спал глубоким сном. Или совсем легким сном. Не кажется странным, что я не видел разницы? Да-а. Мне тоже. Только бывает такое состояние сна, которое воспринимается иначе, чем большинство других. Насколько иначе, точно сказать не могу. Оно просто чувствуется… Ладно, я устал говорить «иначе». Да вот только никаких новых слов, чтобы описать это, похоже, не находится.

Иногда такое по-быстрому случалось у меня под конец сна, зато в иные времена мне виделись странные живые сны, когда я будто плыл по ничейной земле, где не было ни пробуждения, ни сна. Вот вам, значит, вкратце и вся моя неразбериха.

Полагаю, я успел дать понять, что никогда не был человеком, готовым без конца болтать о таком.

Во сне я вновь проживал историю, которую рассказал Конни. Историю о Большом каньоне и первом знакомстве с Лорри. Странно, но, похоже, на этот раз сон был не столько о том самом времени, сколько о том, как я о нем рассказывал. Может, просто потому, что эти подробности были свежи в памяти, свежевыкопаны из нее. Только во сне я словно растягивал каждое из тех переживаний: река, поход в горах, лагерь, дворик на выступе каньона – почти в той же последовательности и с теми же нюансами, что и в рассказе.

Пока я не дошел до места, где Конни меня прервала. Когда, рассказывая Конни, я дошел до момента, где Лорри садится и говорит, что заметила меня на тропе, мой разговор за ужином был насильно свернут и резко оборвался.

Довольно странно, но именно тогда я и проснулся.

Я лежал в постели, солнце едва пробивалось сквозь шторы, и от этого внутри сохранялось все то же ощущение. Радость, что не сбился с пути.

«Ну, – спросила тогда Лорри, – вы б сейчас могли свалиться и умереть?»

И мне потребовалась минута, чтобы сообразить, что она говорит о восхождениях в горы. О нашем изнеможении от гор. Я-то вдруг решил, что она имеет в виду… Я готов был свалиться и умереть, потому что она влетела в мою жизнь нежданно-негаданно, сидела рядом на скамье и болтала со мной, словно мы были старыми друзьями…

Короче. Я будто язык проглотил и не ответил, так что она перевела свое внимание на каньон.

И сказала: «Нам он уже должен надоесть до смерти, правда? Мы им должны быть уже по горло сыты. Но вот мы здесь. По-прежнему любуемся. В нем просто столько простора, столько прекрасного».

Я сел в постели.

Вида разыскивала Большой каньон.

Я стряхнул с себя сон. Протер глаза. Стал разуверять себя.

Снова улегся.

Это было очень круто. И немного глупо. Только потому, что слова «простор» и «прекрасный» сложились в одну фразу в одном месте…

Но тут я вспомнил про почтовую открытку от Виды. Про то, как она спрашивала меня, была ли Лорри альпинисткой. Должно быть, помнила что-то о каком-нибудь из восхождений Лорри. А какое всплыло бы в памяти как самое важное скорее всего? Это же очевидно, верно? Если ей суждено помнить одно восхождение, разве это не были бы горы Большого каньона?

Я опять стал разуверять себя. Я сводил все воедино определенным образом только потому, что хотел, чтоб было так. Я складывал два и два и получал тридцать один.

Если только… ведь была же открытка, которую она оставила Абигейл. Она написала, что разыскивает что-то. И Изабель, конечно же, говорила, что Вида ищет что-то, целиком со мной связанное.

Вида разыскивает место, где просторно и прекрасно, связанное со мной и имеющее отношение к восхождениям в горах.

Я снова уселся.

Моей первой осознанной мыслью было: мальчуган, ты что, собираешься на себе ощутить, что такое глупость, когда маханешь на Большой каньон и убедишься, что все это – одно твое воображение? Ты ж ведешь себя как полностью помешенный.

Однако вы заметили, что я сказал «когда»? Я не сказал «если».

В голове моей уже не было никаких сомнений, безумие или нет, что я еду. В таком положении выбор у меня оказался небольшой. Кто на свете мог бы сказать, сколько у меня шансов? Правильно или неправильно, безумно или здраво, но я должен был попробовать. Выстрел был за мной.

Я проверил электронную почту до того, как уехать, на случай, если Вида решит написать. В конце концов, она, очевидно, не позвонила. Но она поклялась, что я буду вторым, кто узнает.

Ничего от Виды.

Но, жизнь будто повышала градус запутанности, и я обнаружил весточку от Конни с номером ее телефона.

И под этим ее телефон.

Я ответил быстро. Возможно, хорошо, что у меня не было много времени, чтобы обдумывать мои слова.

Затем я нажал «отправить» и вышел за дверь.

Мы отправились в субботу утром, ехали некоторое время, а потом я спросила Виктора, не мог бы он остановиться в Тасаяне, чтоб я позвонила. Своего рода последняя остановка перед южным краем Большого каньона. Виктор сидел хмурый, молчаливый и не задавал никаких вопросов, так что, думаю, он догадался, кому мне понадобилось звонить.

Но ведь я же обещала Ричарду. Обещала ему, что, когда соображу, что к чему, он узнает об этом вторым.

Остановились мы, значит, у заправки, я выгребла всю мелочь из пепельницы в машине Виктора, делая вид, будто не замечаю его обиженных взглядов.

Посмотрела на всю собранную мелочь и поняла, что говорить придется быстро.

Только на самом деле это не имело значения, потому как Ричарда даже дома не было.

Я оставила сообщение на автоответчике.

«Так вот, – сказала, – теперь я сообразила. Я возвращаюсь туда, где встретила тебя. То есть, хочу сказать, где она встретила вас. Ведь, если я способна отыскать место, где она вас повстречала, тогда вам придется мне поверить. – Потом я уже почти повесила трубку, но прежде все же успела сказать: – Ой. Это Вида говорит. Если вы случаем не поняли».

Недалеко на север от северного края Большого каньона расположена южная часть штата Юта. Краснокаменная пустыня Юты. Не хочу, чтобы создалось впечатление, будто это всего в нескольких милях. Хочу только сказать, что нет ничего между. Вот вы в Канабе, штат Юта, вот вы направляетесь на юг – и вдруг пересекаете границу, и вы в Аризоне. Потом будет маленький городок с названием Фридония, а за ним еще меньше с названием Джэкоб-Лэйк, который по всем разумным стандартам и не город даже. Потом вы оказываетесь в Кайбабском национальном лесном парке, который вплотную подходит к северному краю Большого каньона, но никоим образом его не напоминает.