Невеста тирана - Лика Семенова

что в это время Мерригар занят мной. И это время священно. Поэтому вы его не получите, моя милая. И, конечно, если бы вы выказывали хоть крупицу уважения к этому дому, то знали бы о заведенных порядках. И почему вы в таком непотребном виде? Как вы посмели показаться мне такой на глаза? Вы сами на себя смотрели? Где вы были? Собирали пыль по чердакам или валялись в грязи? — Она повернулась к дочери: — Посмотри, Розабелла, как это отвратительно. Какое бесстыдство! Смотри, дочь моя, и крепко запомни, чтобы не опуститься до подобного.

Джулия шумно вдохнула, стараясь не терять самообладания. Она всегда считала себя сдержанной, не скандальной, понимающей, терпеливой. Но одно присутствие тиранихи будто спускало с цепи какого-то незнакомого беспокойного зверя внутри. В крови бурлило такое праведное возмущение, что звенело в ушах. И, тем более, сейчас, в эту минуту, все эти глупые придирки казались преступными и неуместными. Джулия сжала кулаки:

— Дженарро ранен, он истекает кровью. Сеньор Фацио велел, чтобы я немедля разыскала Мерригара.

Она посмотрела на лекаря и заметила, что тот в недоумении повел бровями.

Лицо тиранихи вытянулось. Она поджимала губы до тех пор, пока они не превратились в плотный розовый бутон. Она вновь метнула быстрый взгляд на Доротею, вцепилась тонкими пальцами в подлокотники и подалась вперед:

— Мой сын? — Ее глаза сузились, став яркими кристальными ледышками. — Велел… вам?

Джулия кивнула:

— Дженарро потерял много крови.

Сеньора Соврано криво усмехнулась, блеснув жемчужными зубами, и от этой усмешки морозец пробежал по спине. Она еще подалась вперед, будто свешивалась через перила балкона:

— Мой сын слишком занят, и уже несколько дней не покидал своей половины — об этом знает весь дом. Кроме вас, дорогая сеньорина. Иначе вы не позволили бы себе лгать таким бесстыдным образом. Отчего вы не измыслили, что ранен не слуга, а мой сын? Это было бы верхом наглости и глупости! Случись нечто подобное — Фацио прислал бы не вас, а управителя. Поэтому я немедленно прошу вас выйти вон и избавить нас от необходимости любоваться вами. Это весьма сомнительное зрелище.

Вновь зазвенело в ушах. Будто разбили о мрамор тонкое стекло, и битое крошево с легким позвякиванием падало на пол. Джулия на миг растерялась. Беспомощно смотрела по сторонам, поймала встревоженный взгляд Розабеллы. Девчушка шагнула к тиранихе:

— Матушка…

Но стерва, тут же, выставила ладонь, останавливая. Даже не смотрела на дочь:

— Молчи, Розабелла. И не смей открывать рта до тех пор, пока я тебе не позволю.

Бедняжке оставалось лишь опустить голову.

Джулия посмотрела на лекаря:

— Маэстро Мерригар… кажется, вы давали клятву, как любой врач. Так почему вы стоите, когда рядом умирает человек? Почему не выполняете приказ вашего сеньора?

Лекарь ничего не ответил, лишь утирал ладонью лоб, покрывшийся испариной. Какое-то время в комнате висела плотная липкая тишина. Мерригар все же не выдержал, шагнул к креслу:

— Сеньора Антонелла, сеньора Джулия права. Я должен хотя бы взглянуть, нуждается ли больной в моей помощи.

Тираниха неестественно выпрямилась в своем кресле:

— Я приказываю вам остаться, Мерригар! Все это выдумки вздорной девицы, которая решила, что может распоряжаться в моем доме. Такому не бывать!

Тот поник и сделал шаг назад. Джулия смотрела в прекрасное лицо тиранихи и лишь удивлялась, сколько злобы и желчи скрыто под ним. Стерва наверняка хотя бы на крупицу допускала, что Фацио мог прислать Джулию, и хотела лишь одного — чтобы та не выполнила поручение. Пусть даже ценой чужой жизни… Но это же бесчеловечно! Противоречит всем законам: и людским, и божьим.

Джулия выпрямилась, подняла голову:

— Маэстро Мерригар, именем сеньора Фацио я приказываю вам немедленно явиться в его покои, осмотреть раненого и оказать всю надлежащую помощь. Вы поняли меня?

Лекарь посмотрел на тираниху, и тут же поклонился Джулии:

— Как прикажет сеньора.

Он направился к выходу, и в тишине еще долго раздавался звук его тяжелых неровных шагов. Как барабанные удары или стук встревоженного сердца.

Стерва будто онемела. Смотрела на Джулию, как на редкую отвратительную гадину. Наконец, очнулась:

Джулия сглотнула:

— Он сам дал мне это право, сеньора. И, полагаю, вы понимаете, что я не лгу. — Она поклонилась, как полагалось: — Доброй ночи, сеньора.

Джулия развернулась и, едва не срываясь на бег, покинула покои тиранихи. Юркнула в свою дверь, у которой не было никаких бдительных лакеев. Пустота снаружи, пустота внутри. Лишь Лапушка обрадовался ее возвращению до поскуливания и тявканья. Только Лапушка…

Альбы в покоях не было.

Глава 46

На консоли у входа в комнату горела дежурная свеча. Как и в прихожей. Значит, кто-то их все же зажег… Кто, если не Альба?

Джулия прислушалась с замиранием сердца:

— Альба?

Конечно, тишина. Лишь шумное сопение Лапушки и топот маленьких проворных лап. Джулия зажгла еще свечей, прижала к себе зверька, понимая, как соскучилась. Будто не видела целую вечность. Ни за что бы рук не разжимать! Теперь Лапушка — единственное, что у нее осталось. Потеря Альбы ощущалась внутри зияющей дырой, в которой свистел ледяной ветер, но некогда было горевать. Это к лучшему…. Не хватало только раскиснуть и давиться слезами. Потом, после. Сейчас нужно возвращаться к Фацио — это важнее. Джулия очень надеялась найти его в сознании. Еще бы знать, что Альба благополучна... Хотя бы знать. Что эта стерва могла с ней сделать?

О том, чтобы переодеться в одиночку, не могло быть и речи — самой просто не справиться. Платье пропылилось и испачкалось, рубашка насквозь пропиталась потом. Даже сейчас чувствовалось, как она влажно липнет к коже. Что ж… не платье главное, хоть и появляться перед Фацио такой неряхой больше не хотелось. Джулия отпустила с рук Лапу, и тот беспокойно заметался, оставляя в темноте яркий жемчужно-голубой шлейф. Обегал кругами, подпрыгивал, тявкал. То и дело жадно нюхал юбку, будто что учуял. Глаза горели, уши настороженно торчали. Он будто немного сбесился. И все это наводило на мысль, что платье скверно пахнет… Наверняка мышами… В том проклятом подземелье, уж точно, полно мышей. Джулия поежилась от омерзения, попыталась, было, нашарить шнуровку на спине, но вовремя одумалась: снять — полбеды, а вот затянуть… лучше идти грязной, чем раздетой. О том, чтобы вообще не идти, не могло быть и речи. Лапушка встал на задние лапы и скреб юбку когтями, словно хотел пропороть дыру, поводил