Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей

Элен развернулась за ним в другую сторону. Вдруг из недр склада донесся резонирующий звук выстрела, за которым последовал звон разбитого стекла.

—Черт!— вздрогнул Дэвид.

Раздались еще два выстрела, а затем грохот оружия покрупнее, по-видимому дробовика. Ему ответил целый залп пистолетных выстрелов.

Через несколько метров им попалась еще одна дверь в стене, такая же старая и неприметная. Дальше по проулку располагались и другие, однако Дэвид принялся ломиться в эту — увы, безуспешно. Позади Хоппер слышала возбужденные голоса, неумолимо приближающиеся к дворику. Выделялся один, высокий и властный. Женский. Уорик.

Но вот загомонили уже во дворике: стражи порядка наткнулись на заблокированный выход. Элен взглянула на следующую дверь по проулку — ничего не выйдет, снаружи замок. Еще одна находилась слишком далеко, а в самом конце прохода виднелась залитая солнечным светом улица, где, несомненно, ее и Дэвида поджидали другие полицейские.

Хоппер огляделась в поисках какого-нибудь оружия. Пусто. А затем с другой стороны двери, в которую упрямо ломился Дэвид, раздались два приглушенных удара. Он отступил назад, и дверь распахнулась. Вдвоем они ввалились внутрь.

Их встретила кромешная тьма. Незримые руки — одного человека? двух?— затащили их внутрь, и дверь закрылась. Из проулка донесся грохот: полиция наконец-то сумела вырваться из дворика музея. Последовавший топот быстро стих: стражи порядка встали перед выбором. Затем двое бросились в противоположную сторону и еще двое ринулись в их направлении, и вот уже укрывшая их дверь затряслась от настойчивого стука.

Они стояли в темноте, едва не касаясь друг друга. Дэвид нашел руку Хоппер и предупреждающе сжал ее. А потом тот, кто впустил их внутрь, шагнул в сторону и открыл на двери небольшое решетчатое окошко на уровне глаз. Элен так и сжалась, когда темноту прорезал луч света, озарив фрагмент лица их спасителя — широкая скула да немигающий глаз.

—Здесь был кто? Кто-нибудь приходил?— Раздавшийся с другой стороны мужской голос, решила Хоппер, вполне мог принадлежать Блейку.

—Никого. Это чумная лечебница. Карантин.

Человек снаружи, судя по звукам, отступил назад.

—Слышал кого рядом?

—Нет.

—Если услышишь, немедленно сообщи в полицию. Неподчинение трактуется как преступление.

—Хорошо, констебль. Я понял,— и с этим окошко резко захлопнулось, погрузив их в темноту и тишину.

Кромешную тьму чумной лечебницы огласили удаляющиеся по проулку шаги, затем барабанный грохот в следующую дверь, еще в одну, потом все стихло. Прошло минуты две. Хоппер слышала дыхание Дэвида, стук крови в собственных ушах. Незнакомец стоял практически беззвучно, лишь изредка шуршал одеждой. Наконец, по прошествии целой вечности в черноте, он снова подал голос:

—Ладно. Посмотрим, кто вы такие.

Послышался слабый щелчок, и окружающее пространство залил тусклый свет.

Они оказались в другом внутреннем дворе, похожем на предыдущий музейный, однако обустроенном уже иначе. Крыша здесь была заложена кирпичом, так что солнечный свет внутрь не проникал совершенно. Обстановку составляли две прикованные цепями к стене идентичные металлические скамьи по бокам от входа в здание.

Представший перед ними мужчина отличался худобой и высоким ростом, за метр восемьдесят. У него был орлиный нос, а голова выбрита так гладко, что на ней играли блики от лампочек под потолком. Серый бесформенный халат висел на их спасителе как на вешалке.

—Где мы?— произнесла Хоппер.

—В больнице для неизлечимо больных,— голос незнакомца был низким и ровным, как и все остальное в нем, а произношение его некогда называлось «королевским английским». Длинные худые пальцы мужчины едва ли обременяла какая-нибудь лишняя плоть, под тяжелыми веками блестели серые глаза.

—Полиция…— заговорил Дэвид.— Они охотятся за нами. Необоснованно! Мы невиновны.

—Вы не обязаны объяснять мне что-либо.

—Мы можем переждать у вас какое-то время?

—Да. Мы предоставим вам место.

—А здесь безопасно? Среди ваших… неизлечимых?

—Не очень. Но от нас вам ничего не грозит. Мы — врачи.

Он прошел на другую сторону дворика, открыл дверь и жестом пригласил их следовать за ним.

Потом они долго поднимались по лестнице на длинный высокий балкон. Внизу, под туго натянутой на металлических каркасах полиэтиленовой пленкой, располагался зал больницы.

Гигантская палата занимала все помещение бывшего склада. Широкие койки, белые на фоне темно-серого пола, тянулись двумя рядами, примерно по пятьдесят с каждой стороны, все огороженные бетонными стенками. Кое-какие были заключены в раздувшиеся полиэтиленовые боксы.

Каждую незакрытую полиэтиленом кровать занимали два человека, лежавшие едва ли не вплотную друг к другу. В этом конце зала, дальнем от главного входа, пациенты выглядели невероятно истощенными, они корчились в различных позах. По мере продвижения по балкону к световым окнам в противоположном конце огромной палаты тела пациентов выглядели здоровее, и ближайшие ко входу будто и вовсе не имели признаков болезни и покоились на своих ложах, естественным образом вытянувшись в полный рост. По обеим сторонам от коек располагались маленькие столики, под которыми стояли ведерки.

Большинство пациентов были стариками: проступающие через сморщенную кожу вены на шее, взлохмаченные седые волосы, устремленные в никуда остекленевшие глаза. Но попадались и люди среднего возраста, и дети, судя по размерам тел. Кругом стояла тишина. Между койками сновало несколько высоких фигур — таких же, как и их провожатый, бритых наголо и облаченных в серые халаты.

—На чьи средства содержится больница?— поинтересовалась Хоппер, вспомнив умирающего Торна.

—На дотации городских властей. Мы обязаны принимать доставляемых нам людей, особенно если болезнь требует изоляции. Мы стараемся по мере сил лечить их и заботиться о них как можно дольше.

—Здесь все ваши пациенты?

—Нет. Под тяжелые случаи отведен подвал.

—А как же вы обращаетесь с заразными?

—Для этого у нас имеются изоляторы. Все это,— мужчина обвел рукой зал внизу,— не для инфекционных, здесь только неизлечимые больные.

—Но кто же вызывается здесь работать?— против воли вырвалось у Элен.

Незнакомец, однако, не обиделся.

—Персонал набирается из осужденных. Жизнь здесь полегче, чем на материке, и от такой возможности мало кто отказывается. При наличии иммунитета здесь и протянуть можно дольше.

—А если его нет?

—В основном держатся около полугода,— словно предвидя следующий вопрос, мужчина добавил: — Я здесь уже три года. Дольше всех остальных.