Пандора - Энн Райс

«Она поступила так, потому что я уже почти набрался мужествасделать то, что должен был сделать! Выйти вместе с ними на солнце и навсегдапокончить с этим – завершить то, что пытался совершить египетский Старейший:освободить мир от царя, царицы и всех клыкастых мужчин и женщин, насыщающихсясмертью! Нет, она слишком хитра».

«Ты действительно намеревался так поступить? – спросилая. – Принести в жертву и их, и себя?»

Он саркастически хмыкнул.

«Да, конечно, намеревался. На следующей неделе, в следующеммесяце, на следующий год, через десять лет, через сто или двести… или когда япрочитаю все книги в мире и везде побываю… или через пятьсот лет… или же совсемскоро, от одиночества».

В первый момент я была слишком ошеломлена, чтобы отвечать.Он улыбнулся, грустно и понимающе.

«Надо же, я плачу, как ребенок», – тихо заметил он.

«С чего это ты так в себе уверен? – спросила я. –Настолько, что готов так быстро положить конец поистине дерзкому и сложномусвидетельству божественного чуда!»

«Чуда?!» – ворчливо переспросил он.

«Я бы на твоем месте так себя не вела. Я не о том, что тыплачешь, а о сожжении Матери, Отца и…»

«Не сомневаюсь! – ответил он. – Ты что, думаешь, ясделаю это против твоей воли, обреку тебя на смерть от огня? Наивная,безнадежная идиотка! Восстановить ее алтари! О! Восстановить ее культ! О! Да тыдействительно ума лишилась!»

«Идиотка?! Да как ты смеешь бросаться такими оскорблениями!Думаешь, ты привел в дом рабыню? Ты даже жену еще не привел!»

Итак, отныне наши мысли были скрыты друг от друга, и позже яузнала, что причиной тому обмен кровью. Но тогда я поняла лишь, что нампридется довольствоваться словами, как смертным мужчине и женщине».

«Я не хотел тебя оскорбить», – сказал он.

«Ну, тогда отточи свой великий мужской ум и своювозвышенную, элегантную, патрицианскую манеру выражаться!» – язвительноотреагировала я.

Мы обменялись яростными взглядами.

«Да!! Ум! – Он поднял палец. – Более умной женщиныя никогда не встречал. И ты прислушиваешься к доводам рассудка. Я все объясню,и ты все поймешь. Так мы и поступим».

«Согласна. А пока ты чрезмерно вспыльчив, сентиментален, безконца даешь волю слезам и колотишь саму царицу, как дети бьют в бубен!»

Он буквально побагровел он злости, сжал губы и, не проронивни слова, повернулся и пошел прочь.

«Ты меня выгоняешь?! – заорала я ему вслед. –Хочешь, чтобы я ушла? Это твой дом. Если хочешь, чтобы я ушла, я уйду! Скажи!»

«Нет. – Он остановился, обернулся и потрясеннопосмотрел на меня – я застала его врасплох. Потом хрипло произнес: – Не уходи,Пандора! – Он моргнул, чтобы лучше меня видеть. – Не надо, пожалуйста,не надо. – Голос его оггустился до шепота. – Мы принадлежим другдругу».

«И куда же ты уходишь? Хочешь скрыться от меня?»

«Хочу только сменить ей платье, – ответил он с грустнойи горькой улыбкой. – Омыть и переодеть „дерзкое и сложное свидетельствобожественного чуда“».

Он исчез.

Я обратила взор на улицу, где сумерки окрасили все вфиолетовый цвет. Я взглянула на облака, что мешала в котле луна, бросая вызовтемноте. На большие старые деревья, которые словно приглашали меня взобратьсяна их ветви, обещая уют и ласку. На россыпи цветов, звавших к себе: «Мы – твояпостель. Ложись к нам».

Вот так и началась наша многовековая перебранка. Онапродолжается и по сей день.

Не открывая глаз, я слышала голоса города, голоса,доносящиеся из соседних домов; я слышала мужчин, проходящих мимо. Яслышала, как где-то играет музыка, смеются женщины и дети. Сосредоточившись, ясмогла бы разобрать, что они говорят. Я решила этого не делать, и голосаслились с ветром.

Внезапно такое состояние стало для меня невыносимым.Единственной возможностью казалось убежать в святилище и преклонить колени.Новые, подаренные мне ощущения, судя по всему, должны были служить лишь однойцели – поклонению ей. Если такова моя судьба, что же со мной станет?

Сквозь мысли я расслышала, как плачет в агонии чья-то душа;она вторила моему сердцу – душа, вырванная из пласта великих надежд, едваспособная поверить, что такие прекрасные начинания окончатся кошмаром. Это былФлавий.

Я прыгнула на старое сучковатое оливковое дерево. Не сложнее,чем сделать шаг. Я встала в ветвях, перескочила на следующее дерево и такдобралась до заросшей плющом вершины стены. По стене я подошла к воротам.

Он стоял, прижавшись лбом к решетке, вцепившись руками вжелезные прутья. Из нескольких порезов на щеке шла кровь. Он скрежетал зубами.

«Флавий!» – позвала я.

Он, вздрогнув, поднял голову.

«Госпожа Пандора!»

Только при свете луны увидел он результат свершившегося сомной по какой-то причине чуда. Я же увидела в нем смертного – глубокие морщинына лице, болезненно дергающиеся глаза, тонкий слой земли, приставший к его отприроды влажной коже.

«Ты должен пойти домой, – сказала я, садясь на стененогами наружу. Я наклонилась, чтобы ему было лучше слышно. Он не отстранился,но широко раскрыл глаза, словно загипнотизированный. – Иди – присмотри задевочками, выспись, пусть они позаботятся об этих царапинах. Демон мертв,больше о нем не беспокойся. Возвращайся сюда завтра, когда сядет солнце».

Он покачал головой, попытался что-то сказать, но не смог. Онпопытался сделать какой-то жест, но тоже не смог. Сердце в его груди грохоталокак гром. Он бросил взгляд вдоль дороги – на раскинувшуюся вдали, освещеннуюогнями Антиохию. Он посмотрел на меня. Я услышала, как быстро колотится егосердце. Я чувствовала, что он находится в состоянии шока, что он боится, нобоится за меня, не за себя. Боится, что со мной стряслось нечто ужасное. Онпотянулся к воротам и прижался к решетке, зацепившись за нее правой рукой исжав прутья левой, словно ничто не могло сдвинуть его с места. Я мысленноувидела себя его глазами – в мальчишеской тунике, с распущенными,растрепавшимися волосами, я сижу на стене, и мое гибкое тело выглядит какникогда молодо. Исчезли все отметины возраста. Он видел лицо, нарисоватькоторое невозможно.

Этот человек дошел до предела. Дальше идти было некуда. И япрекрасно понимала, как я его люблю.

«Хорошо, – сказала я. Я встала и нагнулась к нему,протягивая обе руки. – Давай! Я перенесу тебя через стену, еслиполучится».