Город чудес - Роберт Джексон Беннетт

«Как я себя ненавижу, — думает он, — за то, что прибегаю к советам Виньи в такой момент».

* * *

Тати медленно моргает, сидя на заднем крыльце, прижав колени к груди. Сигруд сидит рядом, огромный и неуклюжий возле этой маленькой, хрупкой девушки с руками, испачканными в масле и жире.

— Значит, две недели, — говорит она.

— Да. Может, больше. Но не так уж надолго, правда.

— Но ты можешь не вернуться.

— Я… Я вернусь, — говорит он. — Обязательно.

Она молчит.

— Я попросил Ивонну, чтобы она продолжила заниматься с тобой. — Он пытается улыбнуться ей. — Я сказал, что хочу, чтобы ты перепробовала все оружие. Я не шутил.

Она все равно молчит.

— Я обязательно вернусь, — обещает Сигруд. — Как только смогу.

— А знаешь, — говорит Тати, — что прошлой ночью ты мне приснился?

— Правда?

— Да. Мне приснилось, что ты уехал. Но еще — что ты вернулся гораздо раньше, чем мы ожидали. Даже раньше, чем ты сам ожидал. Как будто никуда не уезжал.

Он улыбается.

— Возможно, нам повезет.

— Удача не имеет к этому никакого отношения, — говорит она без тени притворной мудрости, к которой он привык. Это сухой, твердый тон уверенной в себе женщины. — Чему быть, того не миновать.

И вот он снова один.

Пока Сигруд ведет маленький кеч на восток вдоль берега Континента, к нему возвращаются все старые морские навыки. На протяжении часов он остается наедине с болью в боку, ветром и чудовищными грозовыми облаками на горизонте, крепостями из темных, клубящихся штормов, за которыми волочится дымчатая завеса плотного дождя. На протяжении этих странствий он не произносит ни слова, даже про себя. За много лет в глуши, в одиночестве он утратил тягу к словам. По мере того как цивилизация исчезает на горизонте позади него, эта глубокая, бездумная тишина к нему возвращается.

Бок болит, но не так сильно, как он ожидал. Ивонна снабдила его обезболивающими, но не опиатами, чтобы он смог выполнять свои обязанности во время плавания. Это непросто, но он справляется.

Он бросает якорь только дважды, сначала на крошечных островах Шури. Кочевое сайпурское племя поселилось на восточном краю крупнейшего из них, и поскольку строиться на земле они не могут, то строятся на море: их хижины и причалы стоят на сваях. Сигруд платит им небольшую сумму за пресную воду и немного соленой рыбы. Они хлопочут над горсткой дрекелей, словно это целое состояние.

В следующий раз он бросает якорь на краю Сартошана. Теперь у него есть мореходные карты, так что он может использовать код, который прислала Мулагеш, чтобы куда точнее определить нужную область.

Крошечная лагуна, прямо у верхней оконечности Сартошана. Почти международные воды — эта тема, как и множество вещей, связанных с территорией и суверенитетом, по отношению к Континенту всегда ужасно сложны. Но если бы он хотел что-нибудь спрятать, выбрал бы именно такое место.

Сигруд складывает карту и пристально глядит на горизонт. Он надеется там что-нибудь увидеть. Он надеется, что не подверг Тати и Ивонну опасности из-за ерунды. Он надеется, что через несколько дней уже не будет двигаться вперед в слепом отчаянии.

В такие моменты он тоскует о ней сильнее всего. Она всегда знала, как поступить. Куда пойти. С кем встретиться.

«Шара, — думает он, — неужели я дурак, что затеял это? Ты бы так поступила? Или тебя из-за этого и убили?»

* * *

Два дня спустя Сигруд плывет вдоль побережья Жугостана, наблюдая за тем, как на севере утесы становятся все выше, пока не превращаются в горы Машев — самые высокие в изведанном мире, гораздо выше Тарсильского хребта. Этот крошечный перешеек земли едва ли в пятьсот миль шириной — все, что соединяет Континент и Сайпур, но, поскольку путь преграждают горы Машев, здесь с тем же успехом мог бы располагаться океан.

Река Машев (если Сигруд правильно припоминает то, что однажды сказала Шара: весь этот регион назван в честь какого-то жугостанского святого, который умер здесь после особенно бурной вечеринки) представляет собой узкую струйку воды, которая превращается в ревущий поток весной, когда тает снежный покров. Он находит первый из длинных, узких островов, скопившихся вокруг дельты, и направляет кеч вокруг суши, не забывая о мелководье лагуны.

А потом видит это.

Оно похоже на здание вдали — возможно, длинный, низкий, приземистый бункер, построенный на самом массивном из островов. Потом кеч подходит все ближе и ближе.

Перед дрейлингом огромный корабль, длиной более тысячи футов. Сигруд почти не имел дела с сайпурским военно-морским флотом — свой опыт мореплавателя, опыт дрейлинга из Северного моря, он получил на куда более примитивных судах, — поэтому размеры потерпевшего крушение дредноута даже его заставляют немного опешить. Остов неприлично огромный, обломки металла и прочий мусор засорили нежные белые пески лагуны. Пляжи блестят от металла, но большая часть обломков заржавела, поглощенная морской водой и природными стихиями.

Он ведет кеч к более привлекательной части острова и бросает якорь. Человек Ивонны предоставил ему холщовый надувной плот — новшество, которому не очень-то хочется доверять, но у Сигруда получается его надуть, спустить на воду, подняться на борт и отправиться к берегу, орудуя двумя хлипкими маленькими веслами.

Он затаскивает плот на пляж и пытается найти что-то, чтобы привязать его, потому что ветра здесь яростные. Сигруд находит измученное, суровое дерево, растущее из земли чуть поодаль от пляжа. Привязывает плот, следя за тем, чтобы не задеть зазубренные, ржавые осколки металла на земле, потом отступает, чтобы оценить свой труд.

На втором шаге под каблуком раздается неприятный хруст. Дрейлинг смотрит вниз. Из песка торчит что-то серо-белое.

Он отступает, приседает и разгребает песок. Он почти сразу узнает, что под ним. Он ведь, в конце концов, такое уже выкапывал.

По песку разбросаны позвонки. Шейные, судя по ширине. И прямо рядом с ними — череп с двумя железными зубами.

Сигруд копает дальше. Хотя труп старый, он находит фрагменты одежды. Пуговицы, медали и булавки. Он берет одну пуговицу, сдувает с нее песок. Он уже видел такие много раз, на дерзких и красивых синих униформах сайпурских военных моряков.