Достопочтенный Школяр - Джон Ле Карре

Но было еще кое-что – скорее, намек. Это как внутреннее электричество: метрдотели, швейцары и журналисты обычно определяют сие свойство с первого взгляда; у старика Самбо оно п о ч т а было: в нем был намек на то, что если он захочет, в его распоряжении через мгновение окажутся огромные средства, и если ему понадобится, никому не ведомые люди в мгновение ока принесут все, что он потребует на блюдечке с голубой каемочкой.

Картинка ожила. Распорядитель скачек приказал жокеям оседлать лошадей. Смешливый мафу сдернул попону, и Джерри, к своему удовольствию, заметил, что по приказанию Ко жеребца еще и почистили щеткой против волоса, чтобы сделать якобы плохое состояние еще более явным. Тоненький, как тростинка, жокей не очень ловко и не очень быстро вспрыгнул в седло, что-то дружелюбно сказав сверху Ко – должно быть, из-за нервного напряжения забыв о разделяющей их дистанции. Ко, которого от Джерри отделял жеребец, уже решил уйти, но повернулся и что-то резко ответил – что-то односложное, чего Джерри расслышать не мог. При этом он даже не смотрел на того, к кому обращался, и ему было все равно, услышит ли его еще кто-нибудь. Что это было? Выговор? Слова ободрения? Приказ слуге? Ко не перестал широко улыбаться, но голос его звучал жестко, словно щелчок кнута. Жеребец с всадником направились в одну сторону, Ко – в другую, а Джерри снова помчался через ресторан на балкон, протиснулся к самому краю и посмотрел вниз.

К этому времени Ко был уже не один, а с супругой. Джерри так и не понял, пришли они на трибуну вместе или она присоединилась к нему позже. Женщина была очень миниатюрной. Он обратил внимание на блеск черного шелка и движение в толпе вокруг – это мужчины уступали ей дорогу. Трибуна заполнялась зрителями. Ее голова не доходила им и до плеч. Он снова нашел ее взглядом рядом с Ко: изящную и безупречную жену-китаянку, надменную, пожилую, такую холеную и ухоженную, что невозможно было представить, что она когда-то была моложе и носила что-то другое, а не этот шелковый, расшитый золотом, с великолепными воздушными застежками наряд от парижского модельера. Когда они с Кро, уже совсем одуревшие, как-то сидели перед небольшим проектором, Кро вдруг дал волю своей фантазии: «Жена доставляет ему немало хлопот, – сказал он. – Любит стащить что-нибудь в больших универмагах. Ко приходится посылать своих людей заранее, чтобы предупредить администрацию магазина и пообещать, что они заплатят за все, что она стянет».

В статье «Голден Ориент» о жене говорилось, как о «деловом партнере в начале его карьеры». Читая между строк, Джерри догадался, что она была одной из девушек с танцплощадки «Ритц».

Рев толпы нарастал.

– Ты поставил на нее, Уэстерби? Ты поставил на нее, парень? – Шотландец Клайв Портон наседал на Джерри, пот буквально лил с него градом (а все – спиртное!) – Это же такая лошадь, черт меня побери! Даже при таких ставках все-таки можно кое-что выиграть! Ну, давай-давай, это верняк!

Объявили старт, это избавило Джерри от необходимости отвечать. Шум на мгновение захлебнулся, потом снова набрал силу и взмыл к небу. Вокруг слышны то и дело повторяемые имена и номера лошадей. Старт, и лошади рванули вперед. Первые двести метров всегда подождите: скоро на смену безмятежному спокойствию придет отчаянная борьба.

Когда лошадей на рассвете выводят на выездку, вспомнил Джерри, копыта обматывают тряпками, чтобы не потревожить сон обитателей окрестных домов. Бывало, в давние времена, в перерыве между военными очерками и похмельем, Джерри иногда вставал рано утром и приходил сюда просто посмотреть на лошадей. Если ему везло и он встречал здесь кого-нибудь из своих влиятельных (в здешнем мире) друзей, он возвращался вместе с ними в многоэтажные конюшни с кондиционированным воздухом, чтобы посмотреть, как четвероногих нежат и лелеют. Днем шум транспорта полностью заглушал конский топот, и сверкающие в лучах солнца лошади, плотной группой бежавшие по дальней стороне скакового крута, казалось, медленно и совершенно беззвучно продвигались вперед, как будто плыли по изумрудно-зеленой реке.

– Моя все время впереди, – не очень уверенно объявил Клайв Портон, наблюдая за заездом в бинокль. – Фаворит не подводит. Великолепно. Отлично сработано, отлично.

Лошади пришли к последнему повороту перед выходом на финишную прямую.

– Ну же, ну, постарайся! Эй, ты, кретин, а плетка у тебя зачем? – пронзительно кричал Портон.

Теперь уже даже невооруженным глазом было видно, что вперед выходит серо-голубой жокей Счастливчика Нельсона и что остальные участники заезда уважительно уступают ему дорогу. Еще один жеребец попытался составить ему конкуренцию, но сдался и отстал. Лошадь, на которую ставил Портон, отставала уже на три корпуса, хотя жокей изо всех сил старался ее подогнать.

– Не согласен! – орал Портон. – Где распорядитель, черт побери? Этого коня придержали! Я впервые в жизни вижу, чтобы коня так бесстыдно сдерживали!

Когда Счастливчик Нельсон грациозно пересек финишную линию, Джерри снова быстро перевел взгляд направо и вниз.

Дрейк Ко не выказал никаких эмоций. И это не была просто восточная невозмутимость: в этот миф Джерри никогда не верил. Безусловно, это не было безразличием. Господин Дрейк Ко просто наблюдал за вполне устраивающим его развитием событий: войска торжественно проходят мимо, держа равнение на него. Невероятная жена стояла рядом, по ее спине тоже нельзя было ни о чем догадаться, кроме того, что после всех трудностей и битв, которые выпали на ее долю, сейчас наконец исполняют гимн в ее честь. На долю секунды она напомнила Джерри старушку Пет в молодые годы. «Пет выглядела точно так же, – подумал Джерри, – когда какая-нибудь лошадь Самбо, его гордость и надежда, приходила к финишу одной из последних. Она стояла точно так же и не сдавалась, несмотря на неудачу».

Церемония вручения призов била моментом, когда можно было предаться воспоминаниям.

Хотя нигде не было буфета, где угощали бы пирожными (как это обычно бывает на деревенском празднике где-нибудь в Англии), солнце, несомненно, светило гораздо ярче, чем могли бы надеяться самые оптимистичные организаторы праздника туманного Альбиона; серебряные кубки были гораздо роскошнее маленького поцарапанного кубка, вручаемого эсквайром победителю в заезде на три круга. Шестьдесят полицейских в форме, возможно, тоже выглядели немножко претенциозно, но благородная дама в шляпе «тюрбан» (такие были в моде в тридцатые годы нашего столетия), важно восседавшая во главе длинного стола, покрытого белой скатертью, была такой приторно-слащавой и высокомерной, что самый взыскательный сторонник соблюдения традиций своей родины не мог бы пожелать ничего лучшего. Дама хорошо знала, что полагается делать в таких случаях. Дрейк Ко и его жена, оба широко улыбаясь (Ко по-прежнему был в берете), выступили из группы болельщиков, бурно выражавших восторг, и Ко принял кубок в свои руки. Все это произошло так быстро, что фотограф оказался застигнутым врасплох и не успел их сфотографировать. Ему пришлось просить всех присутствующих повторить торжественный аккорд церемонии. Это вызвало немалое неудовольствие со стороны благородной дамы, и Джерри сквозь гомон праздной толпы зрителей уловил слова «чертов зануда», произнесенные немного манерно и нараспев. Наконец Ко получил кубок в руки, а благородная дама приняла букет гардений, которые стоили не меньше шестисот долларов, с таким видом, словно делает кому-то одолжение: Восток и Запад вернулись каждый в свой мир, к своему раздельному существованию.