Бульдожья хватка - Роберт Бейли

– Хм… Ладно. В среду в половине седьмого у вас. Годится. А что делать с этой сучкой? – спросил он и подмигнул Уилме Ньютон, которая сидела рядом в его «Шевроле».

– Скажи ей, пусть возьмет тачку и едет домой, да все понятно объясни. Что будет, если станет трепать языком. Вторую половину денег получит не раньше чем через месяц. Надо подождать, пока все утихнет.

– Понял, босс.

– И еще, Стояк… – На другом конце линии повисла пауза, и Уилер услышал, как Джек втягивает сигарный дым. – Этот старый пень много чего наворотил, надо принять меры. Помнишь фотку девицы, которую он показал присяжным?

Стояк улыбнулся:

– Как не помнить?

* * *

Уилма смотрела в окно, а Стояк заканчивал телефонный разговор с Уиллистоуном.

– Все понял, босс, – заключил Стояк. – Управлюсь. – Он нажал «отбой» и посмотрел на женщину. – Ну-ну. Похоже, ты свое отработала, Медвежонок Смоки.

Ньютон ответила не сразу, продолжая смотреть в окно. «Все кончено, – думала она. – Неужели все кончено? Еще сто тысяч долларов. А стоило оно того?»

– Эй, сучка! – позвал Стояк. – Я к тебе обращаюсь.

«Нет. Нет. Не стоило».

– Можно мне домой? Я бы поехала, да только кто меня спрашивает, – сказала наконец Уилма, не поворачивая головы.

– Никто не спрашивает, это точно. – Стояк засмеялся. – Все-таки кое-какие мозги у тебя есть.

– И что теперь?

– Возьмешь напрокат машину и отвезешь свою попку домой, но, – он взглянул на часы, – все прокатные точки в городе, наверное, уже закрыты, так что сперва я отвезу тебя в гостиницу.

– А дальше? – спросила Уилма.

Джим полез в карман и вытащил пачку сигарет. Закурил, как следует затянулся. Пустил струйку дыма прямо в потолок машины и щелкнул языком.

– Ты не беспокойся, – сказал он, потянулся к заднему сиденью и взял оттуда бумажный пакет. – Вот, тебе понравится. – Из пакета он вытащил бутылку и протянул Уилме.

«Джентльмен Джек»[11].

– Обычно мы пьем что-нибудь попроще, – пояснил Стояк. – Давай, отхлебни. Как следует. – Он потянулся мимо нее к бардачку и достал оттуда упаковку с таблетками. – Вот, запьешь вискарем, – распорядился он, ухмыляясь.

– А можно сегодня без этого? – Уилма едва сдерживала слезы. – Я же все сделала, что мне велели.

– Расслабься, Медвежонок Смоки. У Стояка сегодня свои дела. Это просто чтобы ты не путалась под ногами. – Он подмигнул ей и захохотал. – Бери таблеточку, не то я запихну ее тебе в глотку.

Она не ослушалась, проглотила таблетку и сделала несколько глотков из бутылки, чувствуя, как жидкость обжигает внутренности. Потом передала бутылку обратно.

– Когда я получу деньги? – спросила она, глядя, как Стояк вливает в себя горячую жидкость.

– О-ххх! Красота! – прорычал тот.

Он был до того возбужден, что Ньютон даже испугалась. Передал ей бутылку, настроил радио на волну, где звучало кантри.

– Примерно через месяц, но ты не боись. Свое получишь. Старый козлина подпортил нам фасад, но Стояк наведет порядок.

Он затянулся сигаретой.

Уилма отпила из бутылки еще – голова вот-вот пойдет кругом. «Прости меня, Господи», – подумала она, а Уилер сделал музыку погромче. Джордж Стрейт пел «Попасть к утру в Амарилло». Одна из любимых песен Дьюи. Кантри Дьюи любил.

Еще раз приложилась к бутылке, и все ее тело начало неметь – виски вместе со снотворным делали свое волшебное дело. «Что я натворила?» В мозгу мелькали образы людей, которых она предала. Рик Дрейк смотрит на нее, не веря своим ушам. «Ах, стерва, как меня подставила» – вот, наверное, что он думал. Симпатичная Дон Мерфи – Уилма сказала, что она лжет. «Стояк наведет порядок – это что, он и до этой девушки хочет добраться? Всех предала, всех. А Рут Энн Уилкокс, несчастная женщина, лишилась всей семьи. Приехала в Хеншо, чтобы узнать причину. Приехала за справедливостью. А я хочу перекрыть ей дорогу.

Ну и Дьюи. Эти сволочи загнали его до смерти, а я их прикрываю». Она сделала еще один глоток, побольше – и почувствовала, как рука Стояка шарит у нее под блузкой, спускается к бедру. «Я просто Иуда». Уилма раздвинула ноги, так будет удобнее. Полное онемение.

«Прости меня, Господи».

Солнце опускалось за линию горизонта в Фонсдейле – а Дулиттл наконец добрался до спальни Мула. Медленно, но верно он вычистил весь дом, сложил на крылечке вещи, которые стоит оставить себе – старые дедовы часы, кресло-качалка, – остальное трогать не стал, пусть достанется тем, кому он продаст хозяйство. Напоследок – спальня. Переступив через порог, Ду не смог сдержать смех – на комоде у дальней стены стоял старый серебристый магнитофон.

– Вот черт, – выругался он, подошел к магнитофону и увидел, что в прорези стоит кассета.

Белая, пожелтела от времени, но тусклая надпись читалась. «Лучшие хиты Джона Андерсона»[12].

Ду снова засмеялся, отпил пива. Расправившись с пинтой виски, у Мула в холодильнике он обнаружил упаковку пива из шести банок и половину уже влил в себя. Конечно, изрядно выпил, и пора ехать, но дело надо довести до конца. «Все за один присест, – повторял он себе. – Сделаю – и из сердца вон».

Нажал кнопку магнитофона – работает эта штуковина или нет? Из колонок вырвался «Свинг», Ду издал победный клич и стал громко подпевать.

В спальне был полный голяк. Кроме комода там стояла кровать, а рядом – небольшой стол.

Моррис, напевая, сел на кровать и открыл верхний ящик стола. Пусто. Нижний ящик. Надо же – старая Библия в кожаном переплете.

Ду поставил пиво на стол, вытащил Библию, погладил пальцами кожу. Аккуратно открыл книгу. На столик из-под обложки выпали какие-то бумаги и фотографии. Увидев первый документ, он с облегчением вздохнул. Право собственности на дом.

– Слава богу, – вымолвил Ду.

Он боялся, что за этой бумагой придется ехать в суд. На фотографиях – две дочки Мула, еще в роддоме. После бегства жены кузен с дочерями встречался редко, но Ду знал – он их очень любил. В глазах снова появилась предательская резь, и Моррис уже собрался закрыть Библию, но увидел: в середине лежит какая-то бумажка. Ду прижал ее пальцем и открыл Библию на заложенной странице. Одна строка была выделена. Притчи Соломона, 5:22–23. «Беззаконного уловляют собственные беззакония его, и в узах греха своего он содержится. Он умирает без наставления и от множества безумия своего теряется».

Ду потряс головой и развернул листок.