Фаворитки. Соперницы из Версаля - Салли Кристи

Я приоткрываю рот и делаю вид, что стону от удовольствия. Честно говоря, по мне уж лучше быть с Бисси и его языком, чем удовлетворять короля скучным соитием, но каждый должен чем-то жертвовать. Меня ждут великие дела: изгнание маркизы, официальное признание, потом огромное богатство и, быть может, даже титул герцогини. Наверное, пора начинать думать о том, кто станет министром, но, скорее всего, я оставлю эти скучные вопросы Аржансону.

В комнате слишком холодно, а постель восхитительно тепла, поэтому я вновь забираюсь под одеяло. Я с удовольствием замечаю, что он опять готов. Что ж, возьмем если не качеством, то количеством: это подходит не только к соитию, но и к лентам на нарядах.

– Драгоценный мой, – шепчу я, дергаю его за ухо своими губами, обхватив его ноги своими ногами, – я никогда не уйду.

* * *

– Вы намерены сделать ее герцогиней?

Имения Помпадур повысят до уровня герцогства, следовательно, маркиза станет герцогиней. Герцогиня Помпадур! Он одаривает ее титулами и почестями, в то время как я остаюсь девкой, которую приводят по черным коридорам, наша любовь – тайна за семью печатями.

Я браню его, рыдаю из-за его глупого поступка, но слишком поздно замечаю, что слезы женщины, которой добиваются, могут привлекать, но рыдания женщины, которую заполучили, только раздражают.

– Прощальный подарок, не более того, не более того, – сухо отвечает он, но при этом держится неуверенно, совсем не так, как подобает королю. Я вспоминаю высокий крик на лестнице и нетерпеливо вздыхаю. Я прекращаю рыдать и принимаюсь ласкать его член, моя рука смазана ароматизированным маслом с сильным запахом, которое принес сегодня Ришелье, – как он сказал, достал у одной турчанки из Парижа. Король опять вздыхает. – И она уже устала, ей нужно отдохнуть, сохранить достоинство, когда… ееееееее… о боже, как хорошо. Какие у тебя умелые пальчики, любовь моя.

* * *

– Она знает, – шепчет мне тетушка Элизабет, когда мы присутствуем на церемонии представления.

Маркиза, несмотря на то, что выглядит великолепно и элегантно в красивом серебристом платье, расшитом золотыми нитями, кажется уставшей. И я даже замечаю намек на панику в ее глазах.

Она все так же тепло меня приветствует, все так же продолжает восхищаться моим умением развлечь – как часто говорит маркиза, «моей детской непосредственностью», – глаза ее излучают тепло, как будто она своими словами делает мне комплимент, но… она все знает. Я в этом не сомневаюсь.

– Ваше Величество, мы так тронуты такой великой честью, – произносит маркиза… я имею в виду, герцогиня, вставая после идеального реверанса. Король что-то бормочет в ответ: такую же ничего не значащую формальность, и я замечаю, что он чувствует себя неловко. Еще бы!

– Не волнуйся, – шепчет Элизабет, улыбаясь новой герцогине и подбирая свой шлейф, когда мы направляемся продолжать церемонию в покои королевы. – Это утешительный приз, а не извинение.

– Кузина.

– И чем я обязана такому удовольствию? – надменно интересуюсь я. С тех пор как мне удалось обольстить короля, я просила Аржансона больше не привлекать Стенвиля к нашим совещаниям. Аржансон и сам этого человека не жалует (он называет его скучной жабой), поэтому Стенвиль со своим носом-картошкой, слава богу, больше не присутствует, когда мы обсуждаем наши дальнейшие планы.

Стенвиль без приглашения садится, выбрав самое большое кресло. Что ж, не стану предлагать ему ни поесть, ни выпить, даже несмотря на то, что у меня есть коробочка очень вкусных пряных орехов от самого принца де Субиза. С тех пор как эти придворные, которые держат нос по ветру, начали обращать на меня внимание, они просто заваливают меня подарками. Даже герцог д’Эйен, один из самых преданных друзей маркизы, прислал мне отрез тончайшего серебристо-зеленого бархата, который прекрасно подойдет для подкладки зимнего жакета. Дверца нашей тайны приоткрылась, и больше невозможно скрывать правду; в любой день дверь распахнется, и тогда все узнают. Я улыбаюсь, представляя себе это широкое признание.

– Все, что с вами происходит, кузина, чрезвычайно меня заботит. Мы ведь одна семья, – отвечает он, лениво оглядывая салон.

Стенвиль настолько мелкая сошка, что ему даже не нашлось комнаты в замке и ему пришлось снимать комнату в городе, скорее всего, с нотариусом или еще каким-нибудь ужасным буржуа. Быть может, даже с родственником своей жены.

– Не стоит опасаться, от всего, что происходит со мной, наша семья только выиграет.

– Моя дорогая мадам, все же вынужден признать, что мне страшно.

Я меряю его недовольным взглядом:

– И кого вы боитесь, месье?

– Короля… король не всегда выполняет свои обещания. Его слово – слишком шаткое основание для того, чтобы строить далеко идущие планы. Я боюсь, что мы делим шкуру еще не убитого медведя, – отвечает Стенвиль, впервые с момента своего прихода глядя мне прямо в глаза. – Сладкое перед супом?

– Ничего подобного, – отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал властно. – Все продвигается очень гладко. – Почему в его присутствии я всегда чувствую себя как перед судом? Держу пари, что сама инквизиция не так страшна.

– Герцогиня…

– Кто?

– Герцогиня де Помп… не обращайте внимания. Маркиза. – Несмотря на новый титул, все продолжают называть ее маркизой. – Маркиза недавно удостоилась чести получить титул – совсем не похоже на поступок человека, который изменил старой привязанности.

– Утешительный приз, а не извинение, – резко отвечаю я словами Элизабет. – Король – для меня он сейчас просто Людовик – пообещал мне отослать маркизу. В последнем письме он поклялся, что выполнит свое обещание еще до рождественского поста, так что в новый год мы войдем уже вместе.

Лицо Стенвиля озаряется.

– Да, – продолжаю я. – Он пишет мне письма, исполненные слов любви и стихов.

– Но это же прекрасные новости, прекрасные новости, кузина, если эти письма существуют, как вы говорите.

– Разумеется, существуют! Неужели вы полагаете, что я не умею читать?

– Дорогая моя, высокомерие никому не позволительно, невзирая на то, сколько вам лет и какое положение вы занимаете.

Я раздраженно думаю: тогда садись на свою лошадь и скачи прочь! Его собственное высокомерие невыносимо, но я не могу сказать это вслух. Пока не могу. Вместо этого я произношу, пусть и сквозь зубы:

– Кажется, месье, вы мне не верите?

Стенвиль наклоняет голову.

– Боюсь, что я сомневаюсь. – Еще никогда мне не приходилось так сильно ненавидеть кого бы то ни было. – Подобное признание в любви, в письме, не меньше, совсем не в характере короля. Он очень осторожный человек. Сама осмотрительность, скажем прямо.

– А по-моему, я знаю короля лучше вашего! – возражаю я. – Как я понимаю, вы всего лишь охотитесь с ним раз в год, а ноябрь уже прошел. – Я вскакиваю, решительно настроенная положить конец этому бессмысленному разговору. Я достаю шкатулку из стенного шкафа. Стенвиль пристально следит за мной, его лицо на удивление настороженное. – Держите, – я швыряю ему стопку писем. – Почитайте сами.