Тринадцать гостей. Смерть белее снега - Джозеф Джефферсон Фарджон

– Я ради нее убил бы! – заявил Тейверли. – Пока, впрочем, не приходилось.

– Что же вам пришлось сделать – если что-то все-таки пришлось? – спросила Надин.

– Сейчас расскажу. Но сначала я хочу задать мистеру Фоссу пару вопросов. Вы не сообщили полиции о том, что Энн спускалась прошлой ночью вниз?

– Нет, – подтвердил Джон.

– Это все, что вы утаили?

– Да.

– Про утро перед охотой вас не расспрашивали?

– Нет. А должны были?

– Давайте притворимся, что время для подобных расспросов настало сейчас. Я буду за инспектора. Я задаю вам вопрос: что вы увидели через дверь – между четвертью и половиной одиннадцатого утра?

– Примерно в четверть одиннадцатого со мной беседовала здесь леди Эйвлинг. Дверь была открыта. Я видел, как Энн пересекла холл и стала подниматься по лестнице.

– Правильно, – кивнул Тейверли.

– Вскоре леди Эйвлинг ушла, а сюда заглянул мистер Роу. Я все еще смотрел в проем двери, следил от нечего делать за снующими за ней людьми…

Надин усмехнулась: она знала, за кем именно следил Джон.

– Пока со мной болтал Роу, к лестнице прошла Бесси.

Он замолчал. Тейверли подавил желание задать новый вопрос. Надин, глядя на Тейверли, заметила это.

– Бесси несла поднос, – наконец промолвил он. – На нем стоял синий графин с водой. После ухода Роу появились вы, Надин. Нашу беседу прервала мисс Фермой-Джонс. Эта женщина… Ладно, неважно. Вы ушли, а она все не унималась. Это продолжалось, правда, не более пяти минут, но мне они показались пятью часами. За это время я увидел, как спустились вы с Энн, Тейверли, и как Энн вдруг снова отлучилась наверх. Сразу после ее ухода спустился Чейтер. Вы, Тейверли, приблизились к моей двери, мисс Фермой-Джонс удалилась, а вы дождались возвращения Энн.

– Вы не уловили в настроении Энн ничего особенного? – тихо спросил Тейверли.

– Да, – признался Джон. – Оно изменилось. Она была весела почти до истерики! Увела вас чуть ли не силой. Это все.

– Нет, не все! – возразил он.

– Верно, я заметил еще кое-кого. Снова Бесси! Она спустилась с подносом, на котором теперь лежали осколки синего графина.

– Почему это бросилось вам в глаза?

– Разбитый графин заметил бы любой, – объяснил Джон. – Я видел его раньше, обратив внимание, какая это красивая вещь.

– Графин принадлежал миссис Моррис, – сообщил Тейверли. – Она его очень любила. Графин разбила Энн, потому что отравила воду в нем.

Надин схватилась за сердце, Джон замер. Тейверли некоторое время держал паузу, а потом продолжил:

– История Энн простая, но никто, наверное, не сумеет простыми словами передать столько боли. И никто никогда не познает до конца ее характер. Я знаю ее лучше остальных, но в ней все равно остаются неведомые мне глубины. Лучше бы ей родиться мальчиком! Родители хотели сына. Но этого, славу богу, не произошло, и Энн – сочетание твердости и мягкости. Эти ее качества постоянно противоборствуют. По-моему, верх все же одерживает мягкость. Она проводит долгие часы со своей бабушкой, старается облегчить ее страдания, а потом плачет. Энн скрывает свои слезы, подобно тому, как ее бабка старается не замечать свою боль… Боже, как я понимаю Энн! – Голос Тейверли дрогнул. – Меня самого душат слезы, стоит мне заговорить о двух этих людях… Энн обо всем рассказала мне, когда мы возвращались с охоты. Можно подумать, что с тех пор минула не одна неделя, а ведь это происходило только вчера! Она знала о желании бабки умереть: та часто это повторяла, хотя никогда не жаловалась. И вот в пятницу за ужином Энн поняла, как удовлетворить ее желание. За первым блюдом она встала из-за стола, потому что забыла пожелать бабушке спокойной ночи. Спускаясь, услышала разговор Томаса с поваром. Повар хранит в шкафчике над своей кроватью яд. Энн решила украсть его в ту же ночь. Первая ее попытка не удалась – помешали вы, Фосс. Но вторая оказалась удачной.

– Я слышала, что на шкафчике найдены отпечатки пальцев Чейтера, – напомнила Надин.

– Невероятная случайность! – воскликнул Тейверли. – Видимо, он тоже собирался украсть яд. Наверное, и Чейтер подслушал тот разговор или выведал про яд у Томаса. Во всяком случае, теперь мы знаем, что яд украл не Чейтер. То ли передумал, то ли в решающий момент повар проснулся и он испугался. Это не Энн с ее железной волей!

Яд находился в стеклянной пробирке. Взяв ее, Энн всю ночь промучилась в сомнениях. Но утром снова зашла проведать бабушку и застала ее в таких мучениях, что решила при первой же возможности положить им конец.

Случай представился, когда Энн покидала бабушкину комнату. Снаружи, на столике, который, вы, Надин, должны были заметить, стоял графин миссис Моррис. Его принесла Бесси, после чего Чейтер, как я выяснил, зазвал ее к себе. Энн, не размышляя, воспользовалась ситуацией и вылила в графин содержимое пробирки. Проходя мимо нее буквально через секунду, я заметил, как сильно Энн взволнована, и проводил ее вниз. Она сразу в панике побежала снова наверх, чтобы разбить графин.

Но я знал – вы тоже знали, Надин, – что, когда мы наткнулись на Чейтера в Майл-Боттом, у него был странный цвет лица. Как вы помните, незадолго до этого я выслушал признание Энн. Пока вы с ней ездили за помощью, я пошарил поблизости и нашел фляжку Чейтера. Прежде чем упасть с лошади, он, похоже, хлебнул из нее, иначе она осталась бы у него в кармане. Так он выпил яд. Он спустился вниз через минуту после меня и Энн, но еще до того, как Энн снова поднялась – они даже столкнулись на лестнице; перед лестницей у него на пути стоял столик с графином…

Графины в спальнях в то утро еще не наливали. Мой тоже пустовал. Чейтер всегда разбавлял себе спиртное. Вывод очевиден: он разбавил свой виски из этого графина, а Энн в спешке не заметила, что графин уже не полон. – Тейверли замолчал и пожал плечами. – Что бы вы сделали на моем месте? – спросил он.

– Наверное, то же, что и вы, – ответила Надин, – только хуже. Продолжайте!

– Я сделал совсем мало, но при сложившихся обстоятельствах хватило и этого. Заставил Энн отдать пробирку мне, пообещав от нее избавиться. Я засунул ее под подкладку шляпы Чейтера. Надо было сразу положить пробирку ему в карман, но когда мы вернулись в дом, в моем распоряжении была лишь его шляпа, потому что подойти к трупу я уже не мог.

– А к шляпе? – спросил Джон.

– Шляпу я привез сам. Это было просто. Я захватил и фляжку, хотя этого никто не знал. Сначала спрятал ее в своей комнате в запирающийся ящик, но инспектор, допрашивая меня перед ужином, заинтересовался фляжками. После его ухода я забрал ее из ящика и спрятал на себе. И правильно сделал: пока мы ужинали, мою комнату обыскали.

– Где она сейчас?

– Здесь! – Тейверли дотронулся до заднего кармана своих брюк. – Я тщательно прополоскал ее, но все равно не использую. Вы же знаете, Надин, что я много лет не расстаюсь с этой старой фляжкой?