Запретная страсть - Дженни Браун

— И попасть в унизительное положение? Нет уж, увольте.

Эдвард поник головой:

— Что ж, придется, видимо, искать помощь в другом месте. Прошу меня извинить за то, что побеспокоил вас моей просьбой.

Миссис Этуотер задумчиво взглянула прямо ему в лицо.

— Видимо, Элиза для вас больше чем забава, не так ли?

— Намного больше, вы даже не в силах этого представить. Я просил ее руки.

— Удивительно, как вам пришла в голову такая фантазия! В свете эта новость вызовет массу пересудов. Лорд Лайтнинг женится на своей любовнице.

— Нет больше лорда Лайтнинга. Элиза переделала меня. И мне нисколько не хочется разубеждать ее в обратном.

— Вы по-прежнему не прочь заплатить столько, сколько будет необходимо для того, Чтобы выручить ее из беды? Вы готовы на все, чтобы освободить ее?

— На все. И не смотрите на меня как на бессердечного, равнодушного эгоиста.

— Позвольте мне кое-что обдумать. Кажется, ваша Элиза научила вас смирению. В таком случае я за нее очень сильно беспокоюсь. Скажу вам по секрету, ваша милость, до меня доходили странные и даже страшные слухи, в которых судья выглядит не в лучшем свете.

— Что вы хотите сказать?

Голос миссис Этуотер упал до шепота.

— Только то, что судья проверяет таких девушек лично.

— Лично?

— Да, лично. Поздно ночью. А затем после испытания кое-какие девушки исчезают, хотя говорят, что они бежали.

— Вы имеете в виду, что судья позволяет им убежать из тюрьмы взамен на любовные утехи?

— Все намного хуже. Больше никто их не видел. Поговаривают, что этих несчастных продают в лондонский бордель, знатные и могущественные посетили которого обожают истязать женщин.

Эдвард ощутил внизу живота противную, тягучую боль.

— Если всем об этом известно, то почему ничего не делается, чтобы положить этому конец?

Миссис Этуотер тяжело вздохнула:

— Они ведь падшие женщины и никому не нужны. А лондонские господа с их извращенными вкусами обладают большой властью. Им не понравится, если стражи закона закроют бордель, впрочем, кто же осмелится это сделать.

Сердце Эдварда похолодело от ужаса. Положение Элизы оказалось намного опаснее, чем он представлял. Сможет ли он угрозами запугать судью? Маловероятно. У него нет никаких доказательств, кроме слухов, сообщенных ему постаревшей светской любовницей. Ему стало горько, он действительно заигрался и забыл о суровой правде жизни.

Эдвард вскинул голову:

— Миссис Этуотер, мои прошлые поступки не позволяют мне рассчитывать на вашу доброту. Умоляю вас, посоветуйте, к кому можно обратиться, чтобы вызволить Элизу.

Она задумчиво и пристально взглянула на его встревоженное лицо.

— Да, мне известна одна особа, которая поможет вам освободить Элизу. Хотя гордость может помешать вам обратиться к ней за помощью.

— Назовите скорей ее имя.

— Леди Хартвуд.

Эдвард остолбенел. Леди Хартвуд, его мать, которая ненавидела его. Она всегда его ненавидела. Да и могла ли она быть его матерью? Знакомое чувство обиды и негодования вспыхнуло в его разгоряченной голове, хотя в уголке сознания мелькнула мысль, что ему предлагают сыграть очередную роль. Он привык играть с детства и находить в игре утешение, но мысль, что леди Хартвуд откажет ему, была невыносима.

Карие глаза встретились с голубыми, выцветшими от старости глазами бывшей любовницы.

— Вы правы, — согласился он. — У меня нет иного выбора, как только воззвать к милосердию леди Хартвуд. Но перед тем как обратиться к ней за помощью, мне хотелось бы выяснить одну вещь.

— Какую, ваша милость?

— Она действительно моя мать? Или моя мать все— таки вы?

Рот миссис Этуотер раскрылся от удивления, и она поспешно прикрыла его ладонью.:

— Я ваша мать? Вы шутите?

— Никогда в жизни я не был так серьезен, как сейчас.

— Я ваша мать, скажете же такое. Откуда вам в голову пришла такая нелепая мысль?

— Мне доводилось слышать, что леди Хартвуд с трудом родила Джеймса и что врачи сказали, как ей опасно рожать в другой раз. Но Джеймс рос болезненным ребенком. Вот я и подумал, что мой отец заставил мать признать своим сыном вашего сына, чтобы он мог иметь на всякий случай еще одного наследника.

— Ваш отец никогда бы не согласился на подобное. Он был слишком горд. Да он пришел бы в ужас от одной мысли, что в жилах его законного наследника будет течь совсем не благородная кровь. Он ведь даже не признал моего бедного Чарлза, хотя в жилах Чарлза как раз течет его кровь. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на моего сына. Он так похож на умершего лорда Хартвуда.

Эдвард смутился.

— Вы всегда были так добры ко мне в детстве, вот я и подумал, что вы моя настоящая мать. Я так надеялся.

От слез у него перехватило в горле.

— Ваша милость, я не ваша мать, я вас любила, потому что в детстве вы были очаровательным ребенком. Кроме того, с вашим появлением на свет моя жизнь заметно облегчилась. Но мысль, что я ваша мать, вы должны выбросить из головы. Это неверно. Ваша мать — леди Хартвуд, как бы вам ни была неприятна/ эта мысль. Впрочем, она сама хотела бы ею не быть.

— Но если я ее сын, почему она меня так ненавидела?

— А вы до сих пор не знаете ответа на этот вопрос? — удивилась миссис Этуотер. — Я была уверена, что вам известно, в чем здесь дело.

— Так расскажите мне! — взволнованно воскликнул Эдвард, мучимый любопытством и страхом.

Миссис Этуотер замялась, внутри ее явно шла некая борьба.

— Если вы ничего не знаете, то не мне объяснять вам, — наконец выдавила она. — Я очень многим обязана Черному Невиллу. А он не хотел, чтобы эта история выползла наружу. Даже после его смерти мне не хочется нарушать данную ему клятву: держать все в тайне.

— Ваша верность слову делает вам честь. Но сейчас, как мне кажется, это совершенно неуместно. Мой отец не был вам верен, так же как он не был верен моей матери. С какой стати вам сохранять ему верность, когда он не признал Чарлза своим сыном, который как две капли воды похож на него?

Миссис Этуотер сразу сникла и помрачнела. Эдвард нанес удар в самое уязвимое место.

— Он был гордым человеком, Черный Невилл. Он не отверг Чарлза, хоть он и не признал его своим сыном. Разве не он подарил мне то самое ожерелье? В это ожерелье он вложил все свои деньги, вплоть до последнего пенни. Большего он не мог сделать для нашего сына.

— Я всегда удивлялся, почему он так поступил, вместо того чтобы отдать деньги Джеймсу, его настоящему наследнику. Я всегда думал, что отец заплатил вам за молчание, как бы негласно признавая вашего сына своим наследником. В противном случае совсем непонятно, почему отец обобрал Джеймса, законного наследника, и отдал все деньги Чарлзу.