Как ни крути - помрешь - Ким Харрисон

Она была почти такая же по размерам, и так же в центренаходился кухонный остров со столом. Над ним висели кастрюли из нержавеющейстали и прочая металлическая утварь, а не мои фарфоровые ложки и медные горшки,но к нему было так же удобно прислоняться. Тяжелый антикварный стол – близнецнашего – стоял у стены точно там, где я и ожидала. Даже шкафчики были в том жестиле и полки того же цвета. Только пол был кафелем выложен, а не линолеумомзастелен.

За мойкой, где у меня располагалось единственное окно,выходящее на кладбище, здесь был целый ряд окон, в которых видны были снежныеполя вплоть до серой ленты реки Огайо. Поместье у родителей Айви былонемаленькое – хоть скотину паси.

На плите кипел чайник, и пока Айви снимала его с огня, яплюхнула сумку на стол – у стула, где сидела бы, будь я дома.

– Симпатичная кухня, – ехидно заметила я.

Айви настороженно на меня глянула, явно обрадовавшись, что яотложила дискуссию о Стриже.

– Дешевле было переделать две кухни одновременно, –сказала она, и я кивнула.

Здесь было тепло, я сняла пальто и повесила его на спинкустула.

Вытянувшись так, что обнажилась поясница, Эрика сняластеклянную вазу с чем-то вроде печенья. Прислонившись к столу, она слопала однои предложила другое Айви, но не мне. Я заподозрила, что это не печенье вовсе, ате картонные на вкус кругляши, которыми пичкала меня Айви прошлой весной, когдая оправлялась от сильной потери крови. Что-то вроде вампирских сникерсов –помогают им поддерживать… э-э… ну, стиль жизни.

Далекий топот стал громче, и я повернулась к дверце, которуюпосчитала дверью кладовки. Она открылась: там была лестница вниз. Из темнотыподнимался высокий мрачный мужчина.

– Привет, пап, – сказала Айви, и я выпрямилась,улыбаясь ее смягчившемуся голосу.

– Айви… – Мужчина просиял, ставя на стол поднос с двумяпустыми чашками.

Голос у него был рокочущий, под стать коже – бугристой игрубой. Я опознала в ее текстуре шрамы, оставшиеся от Поворота. Кого-то болезньбольше затронула, кого-то меньше, колдуны, пикси и фейри не пострадали совсем.

– Стриж приехала, – с улыбкой сообщил он.

– Я ее встретила, – сказала Айви, и он удивился, чтобольше она ничего не добавила. ин выглядел усталым, спокойно глядя каримиглазами, он коротко обнял Айви. Слегка волнистые черные волосы обрамляли еголицо, морщины на котором появились скорей от треноги, чем от возраста. Яснобыло, в кого Айви такая высокая: живой вампир был действительно высок, с тойутонченностью, которая делала сухопарую фигуру скорее привлекательной, чемнаоборот. Одет он был в джинсы и ничем не примечательную рубашку. На шее, еслиприглядеться, видны были шрамы, и на руках ниже закатанных рукавов – тоже.Трудно, наверное, когда жена – нежить.

– Хорошо, что ты заехала, – сказал мужчина. Он быстроглянул на меня и на крест на моем браслете, прежде чем снова с улыбкой повернутьсяк дочери. – Твоя мать вот-вот поднимется. Она хочет с тобой поговорить. Стрижпривела ее в хорошее настроение, на редкость хорошее.

– Нет. – Айви шагнула от него прочь. – Я хотела кое-чтоу тебя спросить, и все.

Он коротко кивнул, тонкие губы выразили покорноеразочарование. Мой демонский шрам чуть кольнуло, когда он стал наливать кипятокво вторую чашку. Звон фарфора казался слишком громким. Скрестив руки, яприслонилась к столу, пытаясь переключиться. Я надеялась, что покалывание –остаточная реакция на Стрижа, а не новая – на отца Айви. Не думала я, что этоот него. Он слишком спокойным выглядел, чтобы внутри кипеть от жажды крови.

– Папа, – позвала Айви, видя мою тревогу. – Это Рэйчел.Рэйчел, это мой папа.

Словно зная о моих проблемах со шрамом, Айвин папа неподошел ко мне. Он забрал у Эрики печенье и положил его обратно в вазу. Девицанадулась, ее отец поднял бровь – она состроила гримасу.

– Рад встрече, – сказал вампир, снова повернувшись комне.

– Здравствуйте, мистер Рэндел, – откликнулась я.

Не нравилось мне, как он смотрит на нас с Айви. Мне вдругпоказалось, будто меня на смотрины к родителям привели, и я покраснела. Ненравилась мне его понимающая усмешка. И Айви тоже, наверное. – Прекрати, папа!– Айви вытащила стул и села. – Рэйчел моя соседка, а не сожительница.

– Не забудь убедить в этом Стрижа. – Его тощая грудьактивно двигалась: он втягивал запахи эмоций. – Она ради тебя приехала. Всебросила. Хорошенько подумай, прежде чем это отвергнуть. Она хорошего рода.Непросто найти линию, не прерывавшуюся тысячу лет.

Их напряжение захватило и меня, я замерла.

– Господи, – простонала Эрика, снова запуская руку запеченьем. – Не начинай, пап. Мы уже вляпались только что в холле.

Сверкнув зубами в улыбке, он забрал у нее печенье и откусил.

– Тебе разве не надо на работу? – спросил он,проглатывая.

Эрика вздрогнула:

– Пап, я хочу на концерт пойти. Все мои друзья идут!

У меня брови поднялись. Айви чуть заметно качнула головой:ответ на мой подразумеваемый вопрос, не сказать ли нам, что мы туда идем исможем за ней присмотреть.

– Нет, – ответил ее отец, стряхивая крошки и доедаяпеченье.

– Но, папа…

Он взял из вазы еще три.

– Ты не отвечаешь за себя…

Эрика надулась, привалившись к столу.

– Прекрасно отвечаю.

Он выпрямился, в лице появился намек на твердость.

– Эрика, твои гормоны даже сейчас прыгают вверх-вниз.Ты то сохраняешь самообладание в стрессовой ситуации, то теряешь его, глядятелевизор. Ты не носишь чехлы, как тебе велено, и я не хочу, чтобы ты случайнопривязала кого-нибудь к себе.

– Папа! – крикнула она, заливаясь яркой краскойсмущения.

Айви достала из шкафа пару стаканов и фыркнула. Мне стало нетак неловко.

– Знаю, знаю… – сказал ее отец, поднимая руки и склоняяголову. – У многих твоих друзей есть тени, и тебе кажется оченьпривлекательным, чтобы кто-то ходил за тобой следом, заглядывал в глаза ивсегда был на подхвате. Ты – центр их вселенной, и кроме тебя они никого невидят. Только, Эрика, привязанные тени – это большая ответственность. Это не домашняязверушка, которую можно подарить приятелю, если тебе надоест. Им нужно вниманиеи забота. Ты слишком юна для такой ответственности.

– Ну хватит, пап! – сказала Эрика, явно обидевшись.Айви достала из холодильника пакет апельсинового сока, и я села за стол.Интересно, сколько из сказанного предназначалось Эрике, и сколько – чтобыотпугнуть меня от его старшей дочери. Отпугнуло, а как же. Если бы я еще в этомнуждалась… Лицо живого вампира посуровело.

– Ты вела себя легкомысленно, – сказал он довольно резкимтоном. – Пускалась на риск, который может завести тебя гуда, куда сама незахочешь. Не думай, будто я не знаю, что ты снимаешь чехлы, едва выйдя задверь. Ты на этот концерт не пойдешь.