Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин

Что и говорить, позиция Кетлинского была в той, далеко непростой обстановке весьма взвешенной и достаточно реалистичной. Впрочем, сразу же после революционных октябрьских событий Кетлинский на всякий случай передал всю служебную документацию на прибывший в Мурманск английский линейный корабль «Глория».

Первый председатель Мурманского центромура В.Л. Бжезинский писал, что Кетлинский, хотя и признал «под давлением народных настроений» советскую власть, «тем не менее проводил «свою» политику», «не препятствовал контрреволюционному шабашу эсеров и меньшевиков, которые проникли в Мурманский совет». Прямо противоположно оценивал Кетлинского преемник Бжезинского на должности председателя Центромура матрос Самохин, считавший, что «все общественные организации смотрели на него (Кетлинского. — В.Ш.) не как на адмирала, а как на единственного нашего общего сотрудника для блага России». Вот и попробуй разберись, как на самом деле относился к советской власти Кетлинский. Но обратимся к его реальным поступкам и делам. 23 ноября 1917 года в своем докладе «Состояние Мурманского укрепленного района и отряда судов в ноябре 1917 года» он официально сформулировал свои подходы к управлению Мурманским краем, полагая прежде всего необходимым сближение военного и гражданского аппарата власти и ее полную централизацию. Кетлинский считал: «Организация управления Мурманским краем… должна быть основана на единстве и полной мочи местной власти, что и достигнуто в настоящее время положением о Главном начальнике Мурмана. Эта организация, колониального типа, должна быть сохранена и после заключения мира до тех пор, пока край не колонизуется и не разовьется настолько, что сможет перейти к общегосударственному типу управления. В настоящее время для достижения ближайших задач я намечаю организацию полноценных управлений: 1) перегрузок, 2) военной охраны границы, дороги и грузов, 3) отряда судов и базирования его, 4) по гражданским делам, 5) отдела снабжения и продовольствия, 6) постройки города, 7) по санитарным вопросам и 8) по вопросам изучения естественных богатств и их использования… Выполнение этого плана требует привлечения хороших культурных работников, что достижимо только при создании подходящей обстановки существования и работы — условий денежных, жилищных, культурно-бытовых… Поэтому я всячески стараюсь привлечь в работе управления краем тех людей, которые намереваются обосноваться на Мурмане. Особенно мне представляется желательными люди семейные, которые осядут здесь на долгое время, может быть, на всю жизнь».

Супруга самого К.Ф. Кетлинского также активно включилась в общественную и просветительскую работу в городе.

* * *

Необходимо отметить, что Кетлинский мыслил действительно масштабно и жил не одним днем, а старался смотреть и в будущее. К примеру, его весьма интересовало экономическое будущее Кольского полуострова. Так по поручению Кетлинского, инженер Цинзерлинг произвел обследование пригодной для земледелия земли в районе Кольского залива, от реки Печенги до норвежских пределов, а кроме этого, по реке Туломе до Нотоозера. Помимо этого Кетлинский надеялся в недалеком будущем начать строительство в Мурманском крае различных промышленных предприятий, так как заселение края шло в то время весьма интенсивно. Главным достоинством Мурманска же он по праву считал его незамерзающий порт.

По докладам председателя Центромура Самохина, контр-адмирал Кетлинский был убежденным противником господства частного капитала в экономике края. В основополагающей отрасли края — рыболовстве, он считал необходимым создавать товарищеские артели с привлечением государственного кредита. Говоря другими словами, в плане развития экономики Кетлинский находился на твердых социалистических позициях. Это серьезный аргумент в пользу того, что контр-адмирал не был «непримиримым, но замаскировавшимся противником советской власти». Хотя определенное и недоверие, и непонимание к ней он, вне всяких сомнений испытывал.

Однако до серьезных мирных преобразования края было еще далеко. Пока надо было прежде всего решать вопросы политического устройства.

Впрочем, и здесь Кетлинский повел себя весьма не типично для большинства представителей генералитета того времени. Сразу же безоговорочно признав Второй Всероссийский съезд Советов и избранное им правительство, он в своем приказе от 30 октября 1917 года обнародует телеграммы Керенского и генерала Духонина с призывом не подчиняться советской власти. Однако это обнародование было сопровождено его указаниями на то, что вся полнота власти на Кольском полуострове принадлежит исключительно Ревкому и главнамуру, которые действуют в полном согласии и тесном контакте, и недопустимости вносить «дезорганизацию в ход нормальной работы или вызывать народные волнения». Если Кетлинский был против новой власти, то почему же он тогда фактически открыто встал на ее защиту, по сути дела, сжигая своими указаниями о сохранении верности советской власти за собой все мосты?

Да и призывы Керенского и Духонина контр-адмирал приказал опубликовать, скорее, с целью предупреждения возможных нежелательных инцидентов, чем для их пропаганды.

Одновременно Кетлинский выступил сторонником уставного порядка и строгой дисциплины, что было встречено привыкшей за последние месяцы к анархии матросской массой весьма неоднозначно. Как писал известный мурманский краевед И.Ф. Ушаков: «Кетлинский решительно боролся с расхлябанностью, дезорганизацией управления, пьянством и другими недугами — наследием Февральской революции и нравственного падения значительной части пришлого населения. Многим Кетлинский не нравился. Многие видели в нем скрытого врага нового строя, двурушника или просто считали его классово ненадежным деятелем».

Здесь все логично. Да, Кетлинский признал новую советскую власть, понимая, что сейчас России необходимо хоть какая-то, но все-таки власть, а не безвластие. Именно поэтому он негативно относился к такой заразе, как матросский анархизм, распространившийся тогда по всем флотам и кораблям Борьба за дисциплину, разумеется, популярности среди анархиствующей «братвы» не прибавляла, а вот ненависть и озлобленность наоборот.

Сразу же после первых известий о большевистском перевороте в Петрограде Кетлинский посылает туда своего ближайшего помощника, старшего лейтенанта Г. Веселаго. Тот должен был доставить руководству морского ведомства его доклад «Состояние Мурманской железной дороги к октябрю 1917 г.», в котором был дан полный анализ политической и экономической ситуации в Мурманском крае, а также высказаны предложения на перспективу. В докладе Кетлинский, в частности, писал: «В обстановке великой европейской войны мурманский путь, состоящий из морской части (от норвежских нейтральных вод до Мурманска) и железной дороги (от Мурманска до узловой станции Званка), был единственный, кроме длинного и перегруженного сибирского, круглый год связывавший Россию с союзными странами. Чрезвычайная важность его в зимнее время, когда замерзает Белое море и прерывается поэтому архангельский путь, весьма значительна и в летнюю пору». Кроме этого Веселаго должен был разобраться в политической ситуации в столице и информировать гланамура о ней.

Из воспоминаний Г. Веселаго: «Прибыв 29 ноября в Петроград, я предпринял ряд поступков в различных отделах Морского и Военного министерств по всем тем вопросам, которые изложены были в докладе контр-адмирала Кетлинского, привезенном мною и цитированном отчасти выше. Однако в это время положение было уже так плохо, что самые обычные дела требовали чрезвычайных усилий. «Кое-как работают только Морское и Военное министерства, — доносил я адмиралу Кетлинскому в телеграмме от 2 декабря, — остальные учреждения бездействуют. Некоторые, например, управление Кандаурова (Главное управление по сооружению железных дорог), заняты Красной гвардией. Настроение тревожное: на уличных митингах распространяются самые нелепые слухи. Телефон, трамваи фактически не работают. Предусмотреть, в каком направлении развернутся события, особенно в связи с переговорами в Бресте, еще невозможно. Говорю все это только, чтобы было понятно, какова обстановка, в которой приходится действовать». Телеграфировать все это (имеется в виду неразбериха и хаос в столице. — В.Ш.) контр-адмиралу Кетлинскому не было возможности из-за большевистской цензуры. Приходилось ограничиваться намеками. 22 декабря я телеграфировал, что «оказываюсь вынужденным решать вопросы, всю важность которых я так тщетно стремлюсь объяснить поневоле только общими выражениями». Вследствие того, что таким образом адмирал не мог по моим телеграммам ясно увидеть истинную природу встававших передо мною вопросов, о которых, не побывав в Петрограде, тогда невозможно было на Мурмане догадаться даже приблизительно, я не мог получить своевременно точных его указаний. Однако адмирал телеграфировал мне все же разрешение действовать, сообразуясь с обстановкой, по моему усмотрению. Письмо же мое от 3 января, в котором говорилось об уже сделанных мною шагах, адмирал получил лишь тогда, когда я со дня на день должен был выехать в Мурманск.