Страсти по адмиралу Кетлинскому - Владимир Шигин

12 января Центромур, так же как и Совет, получил телеграмму Дыбенко: «Верховная коллегия постановила Кетлинскому исполнять обязанности гланамура. Вам поручается надзор за ним во время следствия по пересмотру суда, бывшего на «Аскольда» в сентябре 1916 г. Следственная комиссия выезжает днями». В этот же день, 12 января на заседании Центромура ставится вопрос заместителем Самохина: «Должен ли Кетлинский оставаться на посту гланамура?» Собрание единогласно ответило на этот вопрос положительно. Тогда Самохин предложил внести в протокол решение о том, чтобы следственная комиссия, о которой говорится в телеграмме Дыбенко, рассматривала дело непосредственно на крейсере «Аскольд» с участием судовой команды, которая может дать наиболее точные показания о прошлых преступлениях офицеров. В отношении деятельности гланамура в настоящее время Центральный комитет выражает ему доверие.

Инженер-механик крейсера «Аскольд» В.Л. Бжезинского впоследствии вспоминал: «Этим предложением Самохин выразил свое двойственное отношение к Кетлинскому: он считал, что в прошлой деятельности адмирала необходимо разобраться на суде с участием команды, а что касается работы гланамура в настоящее время, то он не видел в нем врага советской власти. Он был свидетелем эволюционного перерождения офицера царского флота в патриота Советской России. Быстрому освобождению из-под ареста Кетлинский обязан своему начальнику штаба Веселаго и не в меньшей степени товарищу председателя Центромура Ляуданскому, которые в этот период находились в командировке в Петрограде. Узнав об аресте адмирала, они развили деятельность по выяснению вопроса Веселаго во всех инстанциях предупреждал о серьезных осложнениях с союзниками, которые может вызвать арест гланамура и привести к эксцессам на кораблях флотилии. Состоялся разговор по прямому поводу Ляуданского и Веселаго с Самохиным Судя по вопросам, которые задавали Самохину 10 января, дело о Кетлинском ставилось на Верховной коллегии, для чего требовались сведения о положении в Мурманске, создавшемся в связи с арестом гланамура. В Коллегии особенно интересовались позицией, занятой командами, в частности, на «Аскольде». Как реагировали на арест Совдеп, Центромур и англичане? Самохин ответил, что Кетлинский в безопасности, находится в Мурманске. В городе и на кораблях спокойно. Англичане ни в чем не проявили своего отношения к событиям. Самохин просил сообщить причины ареста адмирала. Впоследствии Ляуданский передавал, что он и Веселаго имели возможность доложить дело члену Морской коллегии, заместителю наркома Раскольникову, который согласился с ними, что для ареста адмирала нет оснований. Однако Дыбенко отказался отменить свое решение без санкции коллеги. Впредь до рассмотрения вопроса в этой руководящей организации флота Раскольников послал телеграмму в Мурманск Совдепу и Центромуру с требованием охранять Кетлинского и никуда его из Мурманска не вывозить. После решения Верховной коллегии Дыбенко отменил свой приказ».

На этот шаг Дыбенко пошел, вняв телеграммам председателя Центромура М.А. Ляуданского и начальника штаба главнамура Г.М. Веселаго. Однако независимо от решения наркома по морским делам революционный судовой комитет «Аскольда» почти сразу же подал прошение о расстреле Кетлинского, без всякого расследования и суда. Любопытно, что к реальному «виновнику» «тулонских событий» — предшественнику Кетлинского Иванову 6-му никто из матросов «Аскольда» никогда никаких претензий не предъявлял.

Что касается Кетлинского, то он, несмотря на домашний арест, продолжал работать. Уже 19 января он сделал сообщение в Центромуре о положении с углем и мероприятиях по расстановке кораблей на зиму. На следующем заседании Кетлинский поддержал мысль о создании газеты «Голос Мурмана» и внес предложение о выделении для ее организации комиссии, которой он обещал свою помощь.

Итак, в результате ходатайств представителей местных мурманских властей и начальника Морского генерального штаба Е.А. Беренса Верховная морская коллегия постановила освободить его. Арест был отменен, и контр-адмирал продолжил исполнение своих обязанностей главного начальника Мурманского укрепрайона. Правда, та же Верховная морская коллегия, учредив новую следственную комиссию по пересмотру «тулонского дела», предписала в течение всего периода ее работы установление «надзора за Кетлинским».

Историк флота М.А. Елизаров пишет. «Это (освобождение Кетлинского. — В.Ш.) никак не могло понравиться анархически настроенным матросам, знавшим примеры освобождения властью генералов Л.Г. Корнилова, П.Н. Краснова и др., которые начали вооруженную борьбу с Советской республикой. Подобно настроенные матросы, недовольные решением центральных властей о переводе содержащихся под арестом в Петропавловской крепости заболевших лидеров кадетской партии А.И. Шингарева и Ф.Ф. Кокошкина в Мариинскую больницу, совершили над ними самосуд на другой день после разгона Учредительного собрания. Это потрясло всю интеллигенцию России. Радикально настроенные матросы на периферии стремились «догнать в углублении революции» Питер. К тому же в первой половине февраля планировалась массовая демобилизация матросов с Мурмана Была потребность в материале для рассказов о «революционных подвигах» землякам».

Таким образом, с каждым днем тучи над Кетлинским сгущались. Понимал он это или не понимал? Думаю, что, будучи человеком, далеко не глупым, он все прекрасно понимал. Увы, радикально изменить складывающуюся ситуацию было не в его силах. Оставалось только исполнять свой долг и надеяться на лучшее.

Военно-политическая ситуация на Мурмане была в то время непростая. Помимо своих внутренних революционных проблем, Кетлинскому приходилось сулить своеобразным буфером перед новой властью (которая во многом для него самого была непонятна) и союзниками, прежде всего перед англичанами, чья эскадра стояла на рейде Мурманска.

Заметим, что вечный оппонент Кетлинского, вице-адмирал Колчак к этому времени, уже бросил вверенный ему Черноморский флот, побывал в Англии, США и Японии, принял английское подданство и направлялся служить англичанам на Месопотамский фронт.

Следственная комиссия, о которой говорилось в телеграмме Дыбенко, приехать на Север все не торопилась. О ней вообще никто ничего не знал, причем даже о том, кто, собственно, в эту комиссию входит. Время же на месте не стояло. Началась массовая демобилизация матросов старших возрастов, призванных на флот в предвоенные 1910—1913 годы, а ведь именно эта категория старослужащих составляла основу «партии непримиримых», жаждавших мщения за тулонские события. С одной стороны такое положение было выгодно Кетлинскому, так как через один-два месяца на корабле почти не осталось бы активных участников и свидетелей «тулонского дела». Однако именно в этом крылась и смертельная опасность. Дело в том, что «непримиримые», уже в силу своей декларируемой революционности не могли себе позволить, чтобы последнее слово в принципиальном для них деле осталось не за ними. Если вначале они ждали приезда комиссии, то поняв потом, что могут ее и не дождаться, начали терять терпение.

А уже через несколько дней в Мурманск отправилась уже очередная следственная комиссия, назначенная по настоянию балтийских аскольдовцев Дыбенко. Впрочем, прибыв в Мурманск, следственная комиссия Дыбенко, почти сразу же убыла обратно. Дело в том, что 28 января в Мурманске произошло событие, сделавшее приезд следователей уже совершенно ненужным. Именно в это время наступила трагичная и в какой-то степени даже прогнозируемая развязка.